Весь свет на Сильвию

— Очень хорошо. Теперь моя очередь задать тебе вопрос: почему ты упорно не желаешь уехать из Шенвьера?

— Потому что я почти всегда жила там, потому что он вовсе не изолирован от мира, потому что так я утром и вечером могу прокатиться на машине, и это меня расслабляет. С моими нервами…

Я тут же подхватил:

— Ты со своими нервами, со своим больным сердцем кончишь тем, что врежешься в дерево, и что тогда станет со мной? А? Но разве ты когда-нибудь думала обо мне? Нет, потому что ты — эгоистка!

Я попал в самую точку — ее глаза увлажняются. Она прижимается ко мне. Я ощущаю трепетание ее груди, провожу рукой по ее шелковистым бедрам. От нее вкусно пахнет здоровым женским телом, она и вправду любит меня, а я лишь испытываю угрызения совести от того, что разыгрываю перед ней комедию. Но это длится какую-то долю секунды. Она шепчет:

— Мишель, дорогой, я люблю тебя, я сделаю все, что ты захочешь. Если бы ты захотел, я думаю… думаю, что я могла бы бросить кино.

— Об этом не может быть и речи, дорогая. Вот что мы могли бы сделать. Купить хороший дом в Отэй, возле парка, постепенно самим оборудовать его, и это был бы наш дом, а не Вилли Брауна…

Она с неописуемой радостью смотрит на меня. ешё больше прижимается всем телом, и мы обмениваемся настоящим поцелуем. Крупный план. На камине стоит будильник. Быстро проворачиваются стрелки, останавливаются. Прошел час.

— Мне бы так хотелось, — говорю я, — чтобы это был мой дом. Я бы подарил его тебе. Однако придется подождать, пока не будет поставлена моя пьеса. И тогда, на свой гонорар, я бы купил его…

Дом великолепен. Из окон третьего этажа видна листва парка. И дом принадлежит мне, поскольку Сильвия сделала мне сюрприз, купив его на мое имя.

— Теперь, любимый, — говорит она мне, — мы никогда не расстанемся…

Боюсь, что это действительно так. Если только я не найду какой-либо способ… Мне всего двадцать три, и не совсем справедливо, что я уже связал себя на всю жизнь с женщиной, которая гораздо старше меня. Лет через пять мы, как пара, будем выглядеть смешно! Мне двадцать три года, вокруг столько красивых женщин, а я вынужден довольствоваться одной… Которая не хочет оставить меня даже на пять минут! Тоска! Но все изменится сразу, как только будет поставлена моя пьеса… Репетиции начнутся на следующей неделе…

Сидя в глубине зала, я, втайне ото всех, блаженствую. Я слушаю свой первый акт уже в десятый раз, и с каждым разом он кажется мне все лучше. Сильвия и в самом деле играет превосходно, с юмором, как это и должно быть. И другие артисты — великолепны. Если репетиции будут удачными и дальше, премьера состоится 15 октября.

Все идет хорошо: Пьеса будет иметь успех и не только из-за Сильвии. По моим подсчетам, я, за вычетом десяти процентов, причитающихся моему агенту, буду получать около ста тысяч франков с каждого представления при наполовину заполненном зале. Если пьеса провалится, я все равно заработаю самое малое миллион. Но она выдержит, как заверили меня истые театралы, — а уж они-то в этом кое-то смыслят, — сотню представлений как минимум. Самое малое… десять миллионов.

С десятью миллионами, конечно, далеко не уедешь, да еще если собираешься купить машину, но с десятью миллионами и тридцати миллионной недвижимостью, где сейчас ведутся ремонтные работы, оцененные в три миллиона, и куда через несколько месяцев завезут на пять миллионов мебели, можно продержаться по меньшей мере год.

К тому же Сильвия загорелась идеей создать собственный фильм, выступив в нем в качестве продюсера. Как только театр отправится с пьесой на гастроли, мы начнем. Я, разумеется, напишу сценарий и диалоги. Мой Фильм произведет фурор, и предложения посыплются со всех сторон. Вот тогда я, наконец, смогу бросить Сильвию. И получу доступ ко всем мирским радостям. Я снова стану вольной птицей, смогу флиртовать, спать каждый вечер с новой женщиной. Ни одна не откажется, ни одна.

Лежа на кровати, я в темноте своей спальни размышляю о своем поведении, а это совершенно не в моих правилах.

Я не люблю Сильвию, это факт, хотя у меня нет ни малейшей причины не любить ее. Наоборот, сотни мужчин с удовольствием заполучили бы ее, и они правы. Но Сильвии, бедняжке, подвернулся как раз тот, кто ее не любит— я. Почему?

Во-первых, возраст. В сущности, молодая еще женщина — тридцать два года. У нее великолепное тело, более чем красивое лицо, потрясающие глаза, приятный голос. Она в высшей степени умна и не раз подтверждала это на практике тем, как умело вела свои дела. Очень богата. А я не могу полюбить ее. Она меня раздражает.

Я сержусь на нее за то, что она опередила меня на десять лет. Она уже занималась любовью, когда я только принимал свое первое причастие, и я знаю, что никогда уже не смогу ее догнать, потому что я больше не свободен, из-за нее…