Так-так. Кое-что проясняется. Опасный человечек, очень опасный. Как бы его к Старику не подпустить?
Железнов сказал, вроде бы с удивлением:
— Есть у нас, кто за охрану и безопасность отвечает. Товарищ Грач. Он не говорил, что ему помощники нужны. Наоборот. Как Охранку разогнали, опасаться стало некого. Ты, товарищ Кожухов, лучше бы в своей Финляндии все как следует подготовил.
Но встрял дурак Малышев:
— Как это «некого опасаться»? Грач говорил, надо глядеть в оба. Шпики вокруг Старика так и шныряют! Товарищ Кожухов хорошо сделал, что приехал. Спасибо выборжанам. Вы нам, товарищ Кожухов, здесь очень пригодитесь.
— Не тебе решать, а Грачу, — осадил недотыкомку Железнов. — Его епархия.
— Где он, кстати? — Волжанка поглядела на вешалку — нет ли там моряцкого бушлата, в котором щеголял Грач (тот еще моряк). — Обещался быть.
Нежданная помощь пришла от Рубанова. Он до сих пор помалкивал, только трубкой пыхтел. Ни одного вопроса не задал. И вдруг, своим дурашливым голосом, будто бы в шутку, сказал дельное:
— Грач — птица сурьезная. Обещался — будет… А скажите нам, товарищ из Выборга, сильно вас германская пуля ранила? Та, от которой вы поумнели?
Железнов не сразу дотумкал, к чему вопрос. А когда допер — подхватил:
— Ты говорил, два года в окопах провоевал, а потом тебя ранило. Недавняя, выходит, рана?
Белобрысый выборжец повел наглыми глазищами с Рубанова на Железнова. Понимающе усмехнулся.
— Проверяете? Правильно делаете, товарищи. В нашем деле бдительность — допрежь всего. Что ж, полюбуйтесь, какая на мне зарубка осталась.
Он встал, скинул пиджак, начал расстегивать рубашку.
— Что вы! — воскликнул Малышев. — Не нужно! Никто вас не собирается проверять!
Но Кожухов уже обнажился. Торс у него был крепко сбитый, поджарый, как у циркового борца. В верхней части живота, справа, багровела вмятина.
— Суй персты, Фома неверующий, — подмигнул выборжец Железнову. — Только не сильно жми, а то я, чего доброго, сомлею.
И отвел Железнов глаза в сторону.
— Подумал Рубанов, даже не поглядев на рубец. Неинтересно. А то, как запунцовела и опустила очи Орлеанская Недева, было, пожалуй, любопытненько. Ишь, как она на него косится. У Тоньки-недотроньки на серьезных людей чутье. Надо будет к этому Серому Волку подкатиться, да сердечную дружбу завести. По шерстке погладить, мясцом прикормить. В России такие друзья пригодятся. Там начнется чехарда: кто через кого перепрыгнет — только поспевай.
— Вы, товарищ, с нами до Питера поедете? — спросил он. Кожухов кивнул. — Вот и ладненько. Обратно в Выборг мы вас не отпустим. Попрощайтесь с чухонскими болотами.
Реплика посвящалась заодно и ревнивцу Железкину. Почетный пролетарий аж заерзал. Как он всё-таки похож на сома со своими жидкими усишками, толстыми губами и выпученными глазенками. Прячься под корягу, приплыла рыба того же сорта, но покрупнее.
— Военная рана — это почетно. Стыдиться нету, — сказал Людвиг.
Завидует швейцарский лютик. Хочет быть таким же: губернаторов стрелять, дырку в пузе демонстрировать и делать вид, что всё это пустяки, чепуха на постном масле.
Кожухов, заправляя рубаху в брюки, проворчал:
— Да ладно. Если б на баррикаде — другое дело… Что с отъездом, товарищи? Я правильно понимаю — на послезавтра намечено? Сколько наших едет?
Рубанов ему, уже как своему, объяснил: группа из тридцати человек, отбирали Старик и Грач, по количеству мест в вагоне. И стал перечислять всех, кто едет. Дурак Железкин пнул под столом — молчи, мол. Но сейчас важно было продемонстрировать нужному человеку доверие, вызвать симпатию. Поэтому хренова конспиратора Рубанов лягнул ботинком: отстань.
— Я вот насчет чего сомневаюсь, товарищ Рубанов… — Оказывается, Серый Волк умеет сомневаться? Закряхтел, зашевелил пальцами, подбирая слова. — Неспроста же германский кайзер Старику помогать решил. Хочет, вражина, нас для своего интереса использовать. Получается, мы на ихнюю мельницу воду льем?
Что ж, этот вопрос в России зададут сто или тысячу раз. Ответ имеется.
— Плевать Старику на кайзеровский интерес, — сказал Рубанов. — Пускай немцы думают, что мы им поможем войну выиграть. Ждет их большущий сюрприз, когда революция к ним в гости нагрянет, на штыках их собственных солдат.
Он хотел про это подробней рассказать, но Серый Волк и так понял. Лицо у него посерьезнело. Сообразительный — для пролетария редкость.
— Ну наконец-то! — Волжанка обернулась к двери. — Ждем-ждем. Здравствуй, Грач.
Перед тем, как посмотреть на вошедшего, Зепп внутренне мобилизовался.