Веселая компания

– Вы спрашиваете, деньги? – ответил Аркадий и вынул толстую сигару изо рта. – Деньги, спрашиваете? Как звезд на небе! Мало пижонов на свете, фраеров, идиотов? Точно поджаренные голуби, готовенькие, сами в рот летят! Точно добрые духи, несут они вам навстречу деньги и умоляют: «Нате! Все берите, только поиграйте с нами!» Вот такие это дурни! Я их отлично знаю, так как сам был порядочным идиотом до тех пор, пока не приметил что полагается, не уловил хода. Тогда я стал делать деньги на другой манер. Эх, годы, годы! Это были, понимаете, годочки! – Аркадий чуть задумался и тяжело вздохнул. – Боюсь, те годы уже не вернутся. Это было в Одессе. Ах, Одесса, Одесса! Какой город, здравствовать ему до пришествия мессии! В Одессе, понимаете ли, я вырос. Приехал туда из Бессарабии, не про вас будь сказано, голый, босой, каждой булке улыбался. Я ведь, должны вы знать, благородного происхождения – внук самого «стража одеяний рода человеческого». А попросту говоря, это вот что: мой дед реб Арон служил сторожем в бане, охранял одежду порядочных домохозяев, пока они банились, и получал за это два пятиалтынных в неделю, не считая оплеух, так как у деда случалось немало пропажи. Исчезали и молитвенные одеяния и, извините, подштанники. Это было удивительное дело! Из-под носа у деда могли утащить что угодно, а он ни слова. Не пристыдит вора, не привлечет его. У этого дедушки – да будет благословенна память его! – я и воспитывался, так как отец мой сидел под семью замками. Ему оказали великую честь и посадили, должно быть, по наговору в одиночку. Солдат у двери охранял его от дурного глаза… чтобы он, упаси боже, не сиганул через забор и не удрал. А мамаша моя – долго жить ей! – училась кухарить у чужих печей. Боже упаси, не из благодеяния, а попросту за полтора рубля в неделю. Ей хотелось, чтобы я жил вместе с ней на кухне, кормился бы из одного котла. Но хозяйке, богатой женщине в жемчугах, не понравился мой аппетит. Я кушаю, заявила она, не сглазить бы, за троих. И мне показали дорогу. Волей-неволей пришлось обратиться к дедушке – царство ему небесное! – сидеть с ним в бане и стеречь чужую одежду. Однако это продолжалось недолго, так как я был большой охотник до наличных, а не имел, ну, скажите, гроша ломаного за душой. Вот я и надумал ревизовать хозяйские карманы, выуживать из чужих штанов мелочь, одалживаться, конечно, чтобы, когда бог поможет, возвратить обратно. Ну, что там трепаться! Я потрошил карманы до тех пор, пока меня не застукали на месте. Произошел скандал, дедушку прогнали, с должности, а я вынужден был сказать местечку «адье» и отправиться в Одессу. А чтобы легче было в пути, я продал свои сапожки и обзавелся деньжатами на пропитание, получил, как говорят – на путевые издержки.

И вот явился в Одессу этакий молодой бычок – парень лет шестнадцати – семнадцати. Я был молодчик хоть куда, поэтому вскоре же получил должность. Боже упаси, не у Эфроси в конторе, а в предприятии, имеющем дело с щетками и ваксой. Попросту говоря, я стал помощником чистильщика сапог. Бог помог мне овладеть ремеслом и завоевать симпатии у людей. Почистить пару сапог надо тоже уметь. Работа должна идти – шик-блеск. Плевок на щетку, мазок-другой, и катись Мойше-Мордхе колбаской.

Вскоре я сколотил немного денег, расплевался со своим хозяином-эксплуататором и открыл собственное дело: приобрел приличный ящик с зеркалами, две щетки, несколько коробок ваксы и отправился на Ришелье. Работал я, можно сказать, напропалую, скопил немного денег и заимел часы, собственные, чистого серебра. И мамаше своей в Бессарабию послал трешку, – пусть знает, что у нее есть сын в Одессе. Одним словом, показал я кукиш всему миру.

Но есть на свете великий бог! И должен ведь я был столоваться в еврейском трактире, который содержала красавица из красавиц. Рейзл святое имечко ее, но все звали ее Розой. И должен же был я прийтись ей по вкусу. Она уговорила меня бросить свое дело и перейти к ней на службу. А тут она меня разом произвела в вышибалы.

– Во что? – отозвался Бронзентолер.

– Во что произвела она вас? – переспросил и Чемчура.