Веселая наука. Протоколы совещаний

Воображение: материя чрезвычайно хищная, пористая, впитывающая все — сны, случайные разговоры, теории, мнения и, подобно некоторым видам тропической паутины, пожирающая своего «изготовителя».

Воображение: адская смесь дурных предчувствий, боязливых надежд, псевдоинтуиций, сладострастных силуэтов, идей фикс, компенсаций, ожиданий, ужасов, искаженных копий знакомых либо прохожих — это пронизано социально акцентированными гипотезами касательно жизни и смерти, коллективных ценностей, религии, морали, эстетики.

Здесь исключена индивидуальность как единство или стремление к таковому. Родерика Эшера нет, несмотря на его оригинальность, таланты и прочее. Старинный род Эшеров, сестра, дом, белесые деревья, зловещее озеро… это и есть Родерик, неразличимый в могильном тумане.

Если воображение превалирует, личность растворяется совершенно. Человек проявляется лишь при концентрации воображения вокруг профессии, семьи, игры, любви. Эта концентрация обусловлена «интересом». Когда интерес пропадает, концентрация ослабевает, человек рассеивается в хаосе воображения. Интерес — разновидность тягости, притягательности хтонической бездны, интерес возбуждается провокативом, а всякий провокатив — женская прелесть, деньги, власть, наркотики — действует тем эффективней, чем слабей целое, индивидуальность.

Земля во всех модификациях — от стерильных пустынь до роскошной вегетации тропиков, основа и мать всех царств природы. Ей принадлежит львиная доля менделеевской таблицы, где вода и воздух занимают сущую чепуху, огонь вообще на присутствует. Однако представить землю без трех остальных стихий нельзя. При этом данные стихии не порождены землей и ее производными не являются. Легитимно предположить: в режиме воды иные три стихии пребывают иначе, нежели в режиме земли. Сие справедливо касательно воздуха и огня.

Земля. Если мы в перспективе новой астрономии полетим, скажем, в другую галактику, ничего качественно не изменится — разве только химический анализ другой планеты обогатит менделеевскую таблицу.

Эмоциональная, умственная, телесная деятельность, пусть даже максимально динамичная, базируется на земной атрибутике: всегда необходима основа, ось, опора, стабильность, начало и конец. Но главный атрибут земной жизни — тягость, притяжение. Когда во сне наше «я» распадается в сомнамбулических перифериях, земное притяжение пробуждает нас и собирает привычной композицией. Слава богу, вздыхаем мы после кошмара, черт бы подрал эту ежедневную бодягу, говорим мы, вырванные из блаженного сновидения.

Земная жизнь, изуродованная механицизмом, с каждым годом обретает дополнительные качества невыносимости. В климате дефицита, скудости, лишенности (privatio) — ибо какую пищу телу и душе дает беспрерывная ре-продукция и ре-трансляция? — воображение превратилось чуть не в единственный источник компенсации. Стимулируя воображение разнообразными доппингами, люди все чаще отправляются в рискованное «каботажное плаванье», однако притяжение берега, прилив снова втягивают на землю «пловцов». Спровоцированные сновидения, наркотические либо алкогольные галлюцинозы вызывают нервные недомогания и социальные преследования, но, по словам Шарля Бодлера, «куда угодно, только подальше от этого мира».

Несчастные случаи, безумие, провалы памяти, параноидальная потеря ориентации приближают нас к стихии воды.

Начнем изучение географии магического мира с «Пьяного корабля» Артюра Рембо. Несчастный случай — гибель команды от рук краснокожих — отдал корабль во власть Океаноса. Чувственный диапазон корабля — наконец-то он принадлежит себе и говорит от первого лица — расширяется беспредельно. В доминации воды земля, воздух и огонь интенсивно непредсказуемы. Полуострова отделяются от проблематичных материков, знакомых названий почти нет — упоминается только Мальстрем и «невероятные Флориды». Земные реалии представлены скупо: заброшенные бухты в жуткой вегетации, бегемоты, ревущие в течке, Левиафан, гниющий в сетях, остовы огромных змей, съеденных муравьями. Но даже эти драстические виденья — только мимолетные эпизоды в буйстве чудовищных водоворотов, судорожных бездн, в грохоте волн, пронзенном криками стремительных белых птиц. Потенция земли ничтожна сравнительно с бешеной энергией Океаноса, где «в циркуляции неведомых соков, в золоте и синеве пробуждаются певучие фосфоресценции».

Восторг, ликование, экзальтация, «молочно-звездное мерцание поэмы моря…» Восторг нисколько не темнеет от вида «задумчивого утопленника», от метафорических эпатажей вроде «лишайников солнца» и «соплей лазури». Все это пустяки сравнительно с неистовой напряженностью акватического бытия: «в ослепительном расцвете дня, располосованные синевой делиры и медлительные ритмы ферментируют терпкими багрянцами любви».

Грандиозная ферментация небесной огненной спермы.

Если мысль, по словам Новалиса, суть бледное вялое чувство, то «Пьяный корабль» — апофеоз чувства (sensation).

Но.