Веселая наука

Различная степень опасности жизни. – Вам совершенно неизвестно, что вы переживаете, вы проходите жизнь, как пьяные, и временами падаете со ступеней. Но, благодаря вашему опьянению, ваши члены остаются невредимы: ваши мускулы слишком вялы и голова ваша слишком пуста для того, чтобы вы могли так же чувствовать камни этой лестницы, как мы, другие! Для вас жизнь – величайшая опасность: мы хрупки, как стекло, – горе, если мы споткнемся! И все погибло, если мы упадем!

Чего нам недостает.  – Мы любим великую природу и открыли ее: вот почему у нас нет великих людей. Греки же, наоборот, имели к природе совершенно иное чувство, чем мы.

Самый влиятельный. – Если человек борется с окружающей жизнью, останавливает ее и требует отчета, он должен оказать на нее влияние! Хочет ли он этого, – безразлично; суть в том, что он может.

Mentiri.  – Смотрите: он задумался! он сейчас будет готов солгать. Это – одна из ступеней культуры, на которой стояли целые народы. Припомним только, что выражали римляне словом mentiri.

Неудобное качество.  – Находить все вещи глубокими – это неудобное свойство: оно ведет к тому, что люди постоянно напрягают свое зрение и, в конце концов, всегда находят более, чем желали.

Для всякой добродетели свое время. – Кто в настоящее время непреклонен, у того искренность часто вырывает упреки совести: непреклонность и искренность принадлежат к добродетелям различных эпох.

Отношение к добродетели.  – И по отношению к добродетели можно быть недостойным и льстецом.

К баловням времени. – Беглый жрец и выпущенный преступник постоянно делают гримасы: им хочется обладать таким лицом, на котором совершенно не было бы видно прошлого. – А видели ли вы таких людей, на лице у которых отражается грядущее и которые настолько любезны по отношению к вам, баловни «времени», что устраивают такую физиономию, чтобы на ней не было видно будущего?

Эгоизм.  – Эгоизм – это перспективный закон ощущения, по которому все ближайшее кажется нам большим и важным, а с удалением все предметы теряют в величине и весе.

После большой победы.  – Самое лучшее в значительной победе то, что она уничтожает у победителя боязнь поражения. «Почему бы хоть раз и не проиграть? – спрашивает он себя, – я теперь достаточно богат для того».

Ищущие покоя.  – Я знаю людей, которые ищут покоя с помощью множества темных предметов, которыми они окружают себя: кто хочет спать, тот закрывает свою комнату или забирается куда-нибудь в темный угол. – Это относится к тем, кто не знает, – хотя и мог бы знать, – чего собственно они больше всего ищут!

О счастье отрицающего. – Кто основательно и надолго отказался от чего-либо, тому, при встрече с этим вновь, кажется, что он сделал открытие, – и как счастлив всякий открывающий! Будем же умнее змей, которые слишком подолгу лежат при одном и том же солнце.

Всегда в своем обществе.  – Все, что одинаково со мной, в природе и в истории, – говорит мне, хвалит меня, гонит меня вперед, радует меня: – другого я не слышу или тотчас забываю. Мы всегда в своем обществе.

Мизантропия и любовь.  – О пресыщении людьми можно говорить лишь в том случае, если данный субъект не может более переваривать их и все-таки переполнил ими желудок свой. Мизантропия – это следствие слишком жадной любви к людям и «человекообжорство», – но кто же велит тебе глотать людей, как устриц, бедный принц Гамлет?

Об одном больном. – «Он скверно себя чувствует!» – «Что же ему нужно?» – «Он страдает от желания быть любимым, и не находит удовлетворения». – «Странно! Весь мир славит его, его носят не только на руках, но и на устах!» – «Да, но у него плохой слух на похвалу. Если его хвалит друг, ему кажется, что этот друг хвалит самого себя; хвалит враг, – ему кажется, что этот враг хочет, чтобы его за это похвалили; если его хвалит кто-нибудь из остальных – а их не так много, до такой степени он знаменит! – его мучит, что не хотят его иметь своим другом или врагом; он обыкновенно говорит: что мне за дело до того, кто может относиться ко мне беспристрастно»?

Открытые враги. – Мужество перед врагом дело особого рода, и обладатель его может все-таки проявить и трусость, и нерешительность. Так думал Наполеон относительно «самого мужественного человека», какого он знал, Мюрата: отсюда следует, что открытые враги для некоторых людей необходимы, если им надо подняться на высоту своей добродетели, мужества и веселости.