— Хоть буду знать, кто расположился напротив мафиоз, — без внутреннего удовлетворения отметила я и тут же психанула: — Черт, что ж мне пропадать теперь?
— Почему — пропадать? Женьке своему расскажи. Слава богу, муж твой работает в такой фирме, что хоть «братва», хоть гомики — все ему не проблема. Я сама неоднократно к нему за помощью обращалась.
— Женька в командировке, — неохотно сообщила я. — И вообще, здесь очень темное дело. Эх, жаль, Тома, ты не хочешь, чтобы я с Гургеновым поговорила. В прошлый раз мы с ним подружились.
— И он так поспешно отсюда ушел, что проект мой повис в воздухе. Нет, Мама, к Гургенову я тебя не допущу. О каком проекте после этого сможет идти речь? И что он обо мне подумает, пообщавшись с тобой?
— Подумает, что ты умная, образованная женщина, не чуждая юмора, как и я. Здесь он ошибется, конечно, но я тебя закладывать не стану.
Тамарка потемнела лицом, а я, выражая восторг и упоение, закатила глаза и с чувством воскликнула:
— В прошлый раз мы так мило с ним побеседовали, пока ты разбиралась со своими факсограммами. Этот Гургенов! Он был полон интереса, я изложила ему ряд взглядов на жизнь.
— Ряд взглядов? — побледнела Тамарка.
— Да, много, много взглядов, и все мои. Я ему изложила, он остался доволен. Думаю, он не откажет мне, если обращусь к нему с просьбой. Дело мое дрянь! Уверена, ситуация обратится позволяет, тем более, что Женьки нет. Пока он вернется, меня уж и скинут: или с крыши или с моста.
Тамарка решительно запротестовала:
— Нет, Мама, нет! Не вздумай обращаться к Гургенову, и что там такого с тобой страшного могло случиться, чтобы не справилась я сама?
— Ой, не знаю, Тома, не знаю, — сокрушенно качая головой, призналась я. — Все могло случиться. Даже не представляю кто бегает за мной и с какой целью. Вот только послушай…
И я собралась уже подробно рассказать о своих злоключениях, но в кабинет беспардонно вломился референт — слизняк и мальчишка — и с пафосом величайших вершений сообщил, что к нам приехал господин Гургенов. То есть, к ним, а точнее к Тамарке. Удостоил и одарил своим вниманием.
Я едва успела мысленно этого Гургенова обругать, как он и сам пожаловал со всей своей свитой — в Тамаркином кабинете, размерами смахивающем на футбольное поле, сразу стало тесно. А тут еще и Тамаркина свита набежала — собралась целая толпа. Все любезность и доброжелательность источали. Только я и Гургенов вели себя естественно, к нему я сразу и обратилась, расталкивая остальных.
— Как хорошо, что я вас повстречала, — воскликнула я, старательно не замечая отчаянных Тамаркиных знаков. — У меня возникли неразрешимые проблемы, скажу более, кто— то пытался меня убить…
Дальше говорить я не смогла, как этого ни желала. Тамарка грубо зажала мой рот рукой и, пользуясь мышечным превосходством, поволокла к двери. В приемной на меня навалились и ее приспешники. Я пыталась кричать, но очень быстро поняла, что молчать безопасней. Скрученная референтом и двумя секретаршами сидела я в кресле и беззвучно роняла горькие слезы на грудь.
— Успокойтесь, Софья Адамовна, — нежно уговаривала меня секретарша, пытаясь влить в нос какую-то гадость.
Я всеми доступными способами намекала на то, что есть у меня и рот, но об этом никто не хотел даже слушать. Рот мне залепили скотчем.
Я, конечно, лягалась, но в кресле это получалось неэффективно.
Вдруг дверь Тамаркиного кабинета открылась, и Гургенов, с состраданием глядя на меня, спросил:
— Может вызовем скорую помощь?
— Не нужно, — поспешила успокоить его чертова Тамарка. — Скоро приступ пройдет, и она почувствует бессилие.
«И не надейтесь,» — гордо подумала я, понимая, каких Тамарка Гургенову про меня небылиц наплела.
Скорей всего наплела, что у меня мания преследования, а она, конечно же, как благородная подруга опекает меня — идиотку — бросая важные дела, занимается моими психозами.
Да-аа, дружба дело тонкое. Тут ухо востро держи!
И, что обидней всего, Гургенов поверил. Вон с каким сочувствием смотрит на меня.
Только я так подумала, как Гургенов возьми и скажи:
— Да-аа, теперь вижу: шизофрения ужасная вещь. Теперь припоминаю, Тамара Семеновна, и в прошлый раз ваша подруга мне немного странной показалась. Жаль бедняжку, очень милая женщина.
— Да, — согласилась подлая Тамарка, — она с детства была мила. В детском садике ее все воспитательницы любили.
«И это все, что она может для меня сделать после десятилетий дружбы?» — горестно подумала я.
Подумала и замычала, выражая им свое презрение, Гургенов же, растолковав все по-своему, меня милостиво приободрил:
— Ничего, Софья Адамовна, я вам помогу. Есть некоторые возможности.
И скрылся в кабинете.
«О своих возможностях мог бы уже и помолчать хотя бы из скромности,» — в бешенстве подумала я.
Тамарка же не сразу побежала Гургенова охмурять, а слегка задержалась и шепнула мне на ухо:
— Мама, родная, не сердись, лишь договор с господином Гургеновым подпишем и сразу же только твои проблемы решать буду.
Черта с два — все вышло не так!