Веселая поганка

«Ах, — пригорюнилась я, — как невовремя ему нагрубила.»

Жизненный опыт говорил мне, что быстро восстановить мир с оскорбленным мужчиной можно одним лишь путем: надо вызвать к себе жалость.

«Действует ли это на монахов — не знаю, — подумала я, — но во всяком случае стоит попробовать.»

И я начала рыдать, подвывая:

— За что? За что? Ну за что?

Монах безмятежно молился, не проявляя интереса к моим вопросам.

«Неправильно, — сообразила я, — он же реагирует только на имя Всевышнего, вот и надо это имя в вопросы вплетать.»

И я в свои подвывания вставила заветное слово:

— За что, Господи? Господи, ну за что?

Монах мой отреагировал незамедлительно.

— Почему вы плачете? — спросил он.

Признаюсь, плохой я, иногда, политик. Не смогла сдержаться. Мне бы проявить терпение, я же взорвалась.

— Как? — завопила я. — И вы еще задаете мне вопросы? По вашей милости я попала в этот подвал и сижу здесь, когда мой сын нуждается в помощи. Одно удивительно, почему вы не рыдаете и не рвете на себе волосы?

Я с презрением посмотрела на бритую голову монаха.

— Не вижу причин для беспокойства, — безмятежно ответил он. — Какие у вас проблемы?

Ну, здесь уж никто меня не осудит. Разве есть в природе та невозмутимость, которая не обернется в ярость от подобных слов? Я вскочила с соломы и затопала ногами и закричала:

— Какие проблемы?! Я что, родилась, чтобы сидеть в подвале? Ладно я, вы-то для чего сюда с другого конца планеты перлись? Как вам не стыдно? Всякие точки знаете, а сидите как элементарный лох.

Монах мой пришел в недоумение:

— Чего вы от меня хотите?

— Хочу, чтобы мы выбрались отсюда, — воскликнула я, подскакивая к двери и злобно пиная ее ногой. — Почему вы не показали свой приемчик этому бандюгану, этому лбу? Вам же ничего не стоило уложить его одной точкой!

— Вы полагаете, что он здесь единственный наш противник?

— Уложите всех, — посоветовала я.

— Вы предлагаете вступить с ними в борьбу?

— Да, я вам это предлагаю! Иначе нам век свободы не видать, потому что никогда не выбраться из этого чертового подвала!

И тут монах меня буквально с ног сбил одним лишь своим вопросом.

— А чем вам не нравится тут? — спросил он, и я рухнула на солому. — Здесь сухо, достаточно тепло, нас не бьют, нам не угрожают. Раз мы здесь сидим, значит у этих людей нет намерений нас умерщвлять. Здесь можно общаться с Господом, так чего же вам еще надо?

— Хотите сказать, что непрочь остаться здесь навсегда? — ехидно поинтересовалась я, сообразив, что разговаривать с монахом, как с нормальным человеком, глупо.

— Уверяю вас, — продолжал увещевать он, — мы не останемся здесь навсегда. У каждого из нас есть свой путь, и мы пройдем его, в результате же обязательно освободимся от этого тела. Душа же наша вечна при любых обстоятельствах.

— Ну спасибо, успокоили меня. Вы хоть снимите с себя этот ужасный балахон, коль уж взялись молиться. Не пристало вам, санньяси, ходить в тряпках фасона лжепророка.

— Я не замечаю этой одежды, — ответил монах и предался молитве.

— Зато я замечаю! — воскликнула я и из противоречия начала яростно стаскивать с себя накинутую поверх куртки рясу лжепророка.

Рукав балахона был узок и для того, чтобы освободится от него, я резко дернулась. Что-то твердое и тяжелое больно шлепнулось о мои ребра…

Кстати, шлепнулось уже не впервые, только все поинтересоваться некогда было, что там по мне колотит, так занята я была в последние дни. Ха, зато теперь времени хоть отбавляй — насижусь еще в этом гнусном подвале!

Я сунула руку в обширный внутренний карман куртки, и пальцы ощутили согретую моим теплом сталь оружия.

— Черт возьми! — закричала я. — Как умна моя баба Рая! Век буду ее слушаться!

Да, да, это был пистолет. Тот самый, который баба Рая сунула мне, когда я уходила из дому. Каким-то непостижимым образом мне удалось о нем забыть, хотя это было не просто: железяка весь день молотила по ребрам, но я только морщилась, терпеливо отмахиваясь от неприятных ощущений.

Конечно, мне было не до капризов, в жизни моей происходили такие события, что бьющий по ребрам пистолет просто «тьфу» рядом с ними. Стоило ли внимание на него обращать?

И пистолет дождался своего часа.

Я извлекла на свет божий оружие и с демонстративной заинтересованностью принялась его изучать.

— Отличный пистолет, — бормотала я, стараясь привлечь внимание монаха, — «ТТ», почти новый и не какого-то там китайского, а родного отечественного производства… Полная обойма патронов… и содержался в порядке, даром что в воде побывал. «Братан», вижу, ухаживал за своей «пушкой», смазывал, бандюга, добросовестно… Сто чертей ему в дышло…

Монах обратил-таки на меня внимание и спросил:

— Вы так хорошо разбираетесь в оружии?

Я только этого и ждала.

— Еще лучше, чем в мужчинах. Уж в чем, в чем, а в оружии разбираюсь, — не без гордости заверила я. — И пользоваться им получше некоторых умею. Есть такой вид спорта — скоростная стрельба из пистолета. Вы, как монах, может об этом деле и не слышали, а я этим спортом как раз и занималась. По мишеням палила в полное свое удовольствие.