Борис Сичкин взял другую бутылку и сделал не менее трогательную запись Моргунову. Эстрадные артисты Шуров и Рыкунин (знаменитый в свое время дуэт) почувствовали, куда ветер дует, и тоже изъявили желание получить автографы у присутствующих артистов. Все вспоминали, как они друг друга любят, и щедро дарили друг другу автографы. Накопилось бутылок по восемь у каждого.
Секретарь горкома был в умилении и попросил и ему что-нибудь написать на этикетке. Все проделали эту процедуру с большим удовольствием. Прощаясь, секретарь сказал:
— Как приятно глядеть на вас, артистов! Какая у вас дружба! Замечательные вы мои!
А вот что было в рыбсовхозе на Дальнем Востоке. За блестящее выступление в концерте Моргунова наградили красной рыбой в восемь килограммов. Моргунов от подарка отказался.
— Не имею права приносить такой подарок в гостиницу, зная, что мои друзья Никулин и Вицин такой рыбы не имеют и не будут иметь. Неудобно как-то…
— Организовать машину товарищу Моргунову, — поручил председатель месткома и сам лично принес еще две рыбины.
Известно, что, когда ресторан «Националь» был открыт только для иностранцев, Евгений Александрович туда тем не менее захаживал. И довольно часто. Увидев группу интуристов, он подбегал к ней, пристраивался в начале толпы, принимал важный вид и, как заправский руководитель, кричал швейцару:
— Это со мной! Пропустите всех!
Ну и, само собой, оказывался в «Национале» сам…
Ну это опять, как говорится, «цветочки». Времена, когда народ еще не очень хорошо знал артиста Моргунова. А сейчас про «ягодки»: когда Моргунов стал известен.
Рассказывает писатель Варлен Стронгин:
«Лето. Одесса. Живем в гостинице «Интурист». Концерты проходят в красивом Зеленом театре городского парка культуры. На сцене много юмора, звучат песни Софии Ротару. В перерывах между концертами едем в гостиницу пообедать, но в ресторане обслуживают только иностранцев. Евгений Моргунов не спеша подходит к метрдотелю и спокойно, доверительно говорит:
— Вы не могли бы обслужить меня?
Метрдотель, взбудораженная от наплыва иностранцев женщина, сразу узнает популярного артиста:
— Вас я, конечно, обслужу.
— Но я не один, — таинственно замечает Моргунов, — со мной группа американских безработных. — И тут он показывает на артистов, стоящих у входа в ресторан. — Они очень проголодались. Безработные американцы ведь тоже могут проголодаться.
Придется обслужить! — рапортует метрдотель.
Мы занимаем два сдвинутых вместе столика, и через минуту на них вместо меню появляются флажки советский и американский. Наш смех выводит из себя работника общественного питания, она понимает обман, раскусив розыгрыш, и гневно смотрит на Моргунова, а он, как ни в чем не бывало, обращается к одному из артистов:
Билл, что ты будешь есть на первое? Наверное, борщ с пампушками. Итак, принесите нам восемь борщей!
На обратном пути в Зеленый театр Евгений Александрович подсаживает к нам в машину пародиста, который по его просьбе высовывает голову в окно и начинает изображать правительственную сирену. Нашей машине уступают место другие авто, и мы останавливаемся лишь у въезда в парк. Милиционер заглядывает в окно машины и, увидев насупившегося, принявшего начальственный вид популярного артиста, поднимает шлагбаум. А до этого Евгений Александрович, заведенный удавшейся игрой в ресторане, произнес в машине монолог о советских обывателях, всего и всех боящихся.
Иногда в жизни артист все же переигрывал. К примеру, на рынке Днепропетровска, сгребая у продавцов с прилавка орехи или семечки. Продавцы начинали возмущаться, но, увидев, с кем имеют дело, улыбались.
— Дома расскажете, что у вас покупал орехи сам Моргунов! — громогласно произносил Евгений Александрович, переходя к очередной «жертве».
В другой раз, на концертах в Смоленске, я шел к эстраде, установленной перед главной трибуной стадиона, по специально проложенной дорожке, обернулся и вдруг увидел идущего за мной Моргунова, сворачивающего эту дорожку.
— Евгений Александрович, для чего она вам?
— Для дачи! — невозмутимо произнес он. — Не обеднеют. Они нам все равно недоплачивают!
Наверное, таким, не совсем корректным способом он выражал свое недовольство положением в кинематографе. Снимали его мало, особенно после нашумевшей «Кавказской пленницы». Вместо ожидаемого потока новых ролей его окружило безмолвие. Что это было? Санкция начальства? Зависть артистов? Непонимание разностороннего таланта артиста? Кто знает…
И все-таки эти его не всегда добрые выплески юмора и иронии вне сцены оказывались своеобразной маской, за которой скрывалась неудовлетворенность своей киножизнью. Зато на сцене он был неподражаем, даже шутки не самого высокого класса он произносил исходя из своего образа и так убедительно, что смеялись самые взыскательные зрители. И как же жаль, что уходили годы и здоровье одного из самых ярких и убедительных артистов нашего кино, но вместо киносъемок, в погоне за хлебом насущным, он колесил по стране с концертами».