Веселое горе — любовь.

Какой-то мальчишка, округлив глаза от изумления, рассматривает в садке двух жалких пичуг глиняного цвета. Они печально держат головки на тонких слабых шеях и безучастно глядят вокруг.

— Проходи, — не поворачивая головы, говорит Пашка. — Не по карману тебе.

— Это что ж за голуби? — не то удивляясь, не то с состраданием справляется юный любитель птицы.

Пашка отвечает громко, чтоб слышал базар:

— Ххех! Темнота! Иль не видишь: японцы. Двенадцать пара. В долг не даю.

— Сколько? — пятится ошеломленный мальчишка.

Пашка брезгливо машет рукой:

— Сгинь, дай место настоящему человеку.

Еще в садке у Кузьмина сидят крошечные лупоглазые птицы, которых Пашка выдает за бельгийских почтарей, и огромные дикие сизаки. Этих хозяин аттестует драконами и утверждает, что меньше полета взять за них не может.

Никто Пашкиных голубей, разумеется, не покупает. Он это отлично знает и таскает сюда своих бедных птиц единственно ради тщеславия. Пусть все видят, какова птица у Павла Кузьмина!

Все и видят это. Но еще явственнее бросается в глаза людям сам Кузьмин. Каждому ясно: для него птица, или, скажем, собаки, или лоток со старьем на толкучке — все едино. Лишь бы попетушиться и убить время.

Пашка нигде не работает, и этот его паразитизм навлекает на честных работяг, любящих птицу, незаслуженные наветы и упреки. И оттого многим голубятникам очень хочется, проходя мимо Кузьмина, плюнуть ему в глаза. Но этого делать нельзя, да и смысла нет: Пашка, даже не сбавив высокомерия, станет утверждать, что на очи ему упала божья роса.

Приходится терпеть. И люди терпят.

* * *

Как-то ко мне зашли Колька Цыган и Филя Бесфамильный.

Они были навеселе, и я никак поначалу не мог разобраться, зачем пожаловали.

По городу о Кольке и Филе ходит дурная слава, они нигде не работают и добывают деньги на житье темными путями.

Я не люблю их, они знают это и никогда бы не пришли ко мне трезвые.

За Цыганом числится еще добрый десяток кличек, но за глаза его больше зовут — «Красавчик — да мерзавчик». Это — очень верное прозвище. У Цыгана курчавится щегольская шевелюра, и он часто поправляет ее тонкими, желтыми от курения пальцами. Разговаривая, задумчиво щурит красивые нагловатые глаза, между делом сообщает какую-нибудь гадость, кого-нибудь осмеивает или ославляет. На хорошие слова Колька заикается, а плохие знает все до единого.

Филя, наоборот, — маленький и тощенький, с лицом капуцина[26] и осторожными движеньями кошки, шевелящей пойманную мышь. Изъясняясь, он то и дело всовывает в речь «позвольте сказать» или «простите великодушно».

Колька, войдя, кинул глазом, ловко воткнул в рот папироску и, ухмыляясь, уселся возле стола.

— Как живем?

У меня не было никакого желания вступать в разговор, очень хотелось выставить обоих непрошеных гостей за дверь. Но у каждого, наверное, бывали такие случаи, и все знают: сидишь, отвечаешь, да еще — черт за язык дернет — предложишь чаю.

— Ничего, живу, — мрачно ответил я. — Под гору.

— Дело есть, можно славно пожить, — ухмыльнулся Цыган, пуская папиросный дым колечками и стараясь колечком поменьше попасть в колечко побольше. — Станешь слушать?

Я промолчал.

— Нет, позвольте, сказать, ты выслушай, — вмешался Филя, и на его сморщенном лице появилось хитрое выражение. — У Коли планчик есть.

— Ага, — подтвердил Колька. — Заработать можно.

— Выкладывай планчик-то, — поторопил его Филя. — Человек, видишь, занятый, некогда ему, небось.

План Цыгана оказался не ахти какой затейливый. Это было всего-навсего мелкое жульничество, для которого Кольке требовался компаньон.

Сосед Кольки доменщик Гриша Рудой имеет отличную почтовую голубятню. Он страстно любит почтарей и готов биться об заклад, что его птицы обойдут любых других голубей с нагона. Вот эту его страсть и постарается использовать Цыган. Как? Очень просто.

У Кольки и у меня есть синие почтари-самцы. Оба они — одно гнездо, вывод старой почтовой пары деда Михаила. Мы приобрели их у хозяина несколько лет назад. Колькину птицу зовут неведомо почему Горбач, а моя, как известно Цыгану, называется Орлик. Братья похожи друг на друга так сильно, что самый дотошный голубятник, пожалуй, не отличит одного от другого.

Это и навело Кольку на мысль одурачить Гришу Рудого. Он, Цыган, «растревожит Гришку», всячески понося его синего почтаря, а потом заключит с раздраженным хозяином спор. Доверенным будет поручено отвезти птиц Рудого и Цыгана на дальнее расстояние. Доверенным Кольки поедет Филя.

Но это, разумеется, — не главное. Цыган явился ко мне с просьбой: «занять» ему на время Орлика. Для чего? А вот для чего. Перед отъездом доверенных Колька вручит Филе не Горбача, а удивительно похожего на него Орлика. Рассерженный Гриша Рудой, конечно, не заметит подмены, и Филя увезет к месту выброски не «игровую», а мою птицу.

Своего Горбача Колька спрячет в комнате и тихонько выпустит его через форточку за полчаса до возможного прилета гонных птиц. И Горбач, понятно, через минуту окажется на прилетной доске Колькиной голубятни.

И Гришка Рудой, посрамленный и униженный, вынужден будет выложить проигранные деньги.