Веселое искусство смерти. Живой Мультиверсум

— Алекс, но я не могу уже ехать на поезде или автобусом — это займет слишком много времени, и я буду вся вымотана, когда приеду! Лучше я пообещаю не есть и не спать в самолете. Я буду медитировать! Хорошо?

Рука Джейн все еще гладила волосы Алекса, и Адам, неожиданно для себя, почувствовал, что ему это неприятно. Он ощутил себя лишним. Тот, другой... тот, кого звали Стефаном, тоже что-то почувствовал. Он всегда обнаруживал себя, когда Адаму было плохо.

Возможно, существовавшая между ними связь объяснялась тем, что Адам и Стефан были близнецами, точнее — однояйцевыми близнецами. То есть они произошли из одной материнской яйцеклетки. Почти как клоны. Клоны друг друга, если можно так выразиться.

Поэтому не должен вызывать большого удивления тот факт, что они были и очень похожи.

Конечно же, имеется в виду не внешнее сходство. Только при рождении Адам и Стефан были совершенно одинаковыми. Полтора десятилетия неподвижности не могли благотворно сказаться на состоянии тела и облике Стефана. Давно уже не могло быть и речи о физическом сходстве...

Несмотря на безграничные восторги ученых, врачей и студентов-медиков, пользующихся возможностью исследовать столь странную форму жизни, по их мнению тлеющую в организме только за счет необъяснимой финансовой щедрости родственников, Стефан являл собой жалкое зрелище. И Адам порою с трудом подавлял рвотные позывы во время своих ежемесячных визитов в клинику. Глядя на непропорциональный череп, обтянутый бледно-серой, местами воспаленной кожей, тонкие, скрюченные конечности и мешок туловища с полуработающими внутренностями; ощущая неистребимый запах умирающей, но неспособной умереть плоти, ему так и хотелось щелкнуть тумблерами и выключить всю эту дорогую машинерию, оплетающую Стефана своими трубками и проводами, кормящую его, дышащую за него, даже испражняющуюся за него, а фактически — живущую за него.

Но поступить так Адам не мог.

Слишком привычны, очевидны были ему близость и сходство с этим существом. Не телесное сходство — внутреннее. Причем, если уж на то пошло, Адам ощущал, что духовно они с братом намного ближе друг другу, чем отдельные части души обычного человека.

Обычного — не сумасшедшего, страдающего раздвоением, разтроением, раздроблением личности. Чем больше соответствует норме, чем зауряднее человек, тем меньше он страдает — так казалось Адаму. Он полагал, что в большинстве своем люди слишком тупы, чтобы страдать. Одержимый то одним, то другим, то пятым, то десятым духом из обитающих в нем, на нем, вокруг него, обычный человек бьется, словно лист, среди множества других таких же листьев, под порывами ветра, и все увлекающие его силы искренне принимает за свои внутренние, глубоко интимные и личные движения души. Бьется, словно лист, пока очередной, особенно мощный порыв не сорвет его с Древа и не швырнет в небытие.

Такие мысли и образы приходили порою Адаму на ум. И он понимал, что не променял бы свое странное бытие на «нормальную жизнь». А со временем ему становилось все ясней то, что особая связь с братом — нечто гораздо более серьезное, чем просто духовная близость...

Глаза Адама начали сами собой закрываться. Почувствовав, что сейчас может случиться обратное тому, что ему хотелось бы, и в итоге Алекс и Джейн останутся здесь наедине, Адам встряхнул головой и произнес:

— Все, ребята, хватит. Мы ведь, действительно, в последний раз вот так здесь сидим. Стефан сейчас передал мне... он говорит, что это наш последний закат. Нет, он еще что-то хочет добавить... Когда-нибудь мы будем так же сидеть и смотреть на океанский восход. Только мы будем совсем другими. Я не понимаю, что это значит...

— А я догадываюсь.

Сказав так, Алекс слегка нахмурил густые брови и отстранился от руки Джейн, почти так же, как пару минут назад пес увернулся от руки Адама. Разница была в том, что напоследок Алекс не лизнул Джейн в руку. Присев на корточки, он принялся сосредоточенно бросать в воду мелкие камешки. Бросать и смотреть на расходящиеся круги. Благо океан почти совсем затих, затаился, словно пытаясь понять тайный смысл влетающих в него посланий.

На восьмом камне солнце втянуло последний луч за грань горизонта. С запада вдруг задул холодный ветер, неясные серые тени зашевелились среди просмоленных деревянных столбов причала. Зябко поежившись, Алекс выпрямился и потянулся, воздев руки к небу.

— Ну что же, пришло время разжечь огонь и веселиться?!..