Веселое заведение

Что же касается Неда, то он старался ничего не принимать близко к сердцу и жить, избегая любых конфликтов, особенно душевных. Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что потерял связь со своими сестрами: Элис и другой, постарше, которую звали Лиззи. Уж если ему суждено когда-нибудь остепениться и осесть, то он, вполне возможно, напишет им и сообщит, где его искать. Что же до дня сегодняшнего… Сегодня он даже не мог сказать наверняка, пережили ли они войну, а она, между прочим, закончилась добрых двадцать лет назад. Точно так же он ничего не знал о муже Элис, который вступил добровольцем в войска северян и, очень может быть, пал на поле чести. О муже Лиззи Нед почти не вспоминал — тот слишком задирал нос, и ему было на него наплевать. Помимо Элис и Лиззи, у Неда были другие сестры и братья, и он тоже был бы не прочь узнать об их судьбе. А еще ему хотелось бы знать, живы ли его родители. Он вспоминал иногда о своих родственниках и даже подумывал о том, что было бы неплохо съездить в Форт-Мэдисон и выяснить, живут ли они еще в тех краях. Ему даже необязательно было их видеть. Он мог прописаться в каком-нибудь местном отеле под вымышленным именем, а потом навести справки о семействе Келер. Он никогда не жалел о том, что в свое время от них сбежал. Он вообще редко сожалел о чем-либо. За свою жизнь Нед убил несколько человек — троих, уж если быть точным. Поначалу ему было их жаль, но так как смерть — штука необратимая, Нед примирился со смертью этих трех типов и старался как можно реже о них вспоминать. Он привык считать, что без них мир стал намного лучше.

Одну вещь он знал совершенно точно: если бы он остался дома, то никогда бы не встретил Эдди. Ее профессия его нисколько не смущала. Он знал многих женщин, но Эдди нравилась ему больше всех. Нед не любил липких, приставучих дам, и Эдди сразу ему приглянулась, в том числе и потому, что ничего от него не требовала. Довольно быстро они пришли к негласному соглашению, что ограничивать свободу друг друга не будут. Кроме того, Эдди ясно дала ему понять, что о спокойной оседлой жизни и не помышляет. Ей нравилось ощущать себя полноправной хозяйкой «Чили-Квин», и помощь Неда, как и его постоянное присутствие в этих стенах, ей не требовалась. Как-то раз она ему сказала, что если он ищет себе жену, то ему лучше ее оставить и не тратить зря время. Но хотел ли он сам остепениться и зажить семейной жизнью — вот в чем вопрос. Что ж, тогда он этого не хотел, это точно, но совсем недавно вдруг стал об этом подумывать. Не часто, но пару раз такая мысль в голову ему приходил. Возможно, толчком к такого рода размышлениям послужила мечта заполучить собственное ранчо. Время от времени перед его мысленным взором представал красивый большой дом, колыбелька с агукающим младенцем и открытая веранда, где в кресле-качалке сидела женщина с пяльцами в руках. Но даже при большом желании Нед был не в состоянии представить себе в этой качалке Эдди.

В последнее время отношения между ними складывались не слишком хорошо. Эдди все чаще ворчала, раздражалась, что, понятное дело, не могло вызвать у Неда теплых чувств. Однако порывать с ней и съезжать с насиженного места в «Чили-Квин» Нед не торопился. Он не любил резких перемен в своей жизни.

Через некоторое время Эмма достала из сумки рукоделие и принялась за работу. Неда охватило странное, почти забытое чувство: сидеть рядом со склонившейся над рукоделием женщиной — это было так по-домашнему! Нед вспомнил, как точно так же склонялись над лоскутными одеялами его сестры, когда наступал вечер и работа по дому была сделана. Иногда он сам сиживал вместе с сестрами, обмениваясь с ними шутками, болтая о том о сем. При этом он всегда занимался каким-нибудь делом — к примеру, чинил сбрую или разбирал по настоянию отца механизм веялки или молотилки, чтобы заменить негодную шестеренку. Нед любил возиться с разными механизмами. Он вообще любил работать и, вполне возможно, продолжал бы трудиться на ферме, если бы отец не обращался с ним как с ломовой лошадью и, взвалив на его еще не окрепшие детские плечи непомерную ношу, не взбадривал его то и дело плеткой.

И с чего это он вдруг так разленился, задал себе вопрос Нед. Должно быть, из-за Эдди. Она ничего не позволяла ему делать в «Чили-Квин». Он не раз предлагал ей свою помощь, но, постоянно получая отказ, плюнул и с тех пор пальцем о палец не ударил. А ведь было время, когда он хотел приколотить отставшую доску или заново навесить дверь, немного ее подстрогав, чтобы она без усилий и скрипа входила в дверную раму. Но Эдди всякий раз ему говорила, чтобы он оставил это дело. Он и оставил, просто не хотел навязываться. Но он скучал по работе; временами руки у него так и чесались что-нибудь отремонтировать или изготовить какую-нибудь полезную в хозяйстве вещь. Иногда он думал, как это, должно быть, приятно сделать что-нибудь для женщины, которая нуждалась бы в нем и в его помощи.

— Мои сестры тоже шили, — сказал он, взглянув на мозаику из ярких кусочков материи в руках Эммы.