Веселое заведение

У Эммы от удивления расширились глаза и задрожали руки. Нед готов был дать себе пинка за допущенную, пусть и невольно, бестактность. Эмма-то подумала, что он возвращается к сделанному ей прежде предложению, в то время как он всего лишь хотел узнать, согласна ли она сыграть роль его супруги во время визита ее брата.

— Ненадолго, на день-два, — торопливо добавил он. — Пока Джон не уедет.

— Джон вполне может решить, что ты недостаточно для нее хорош, — вмешалась Уэлкам.

— Вообще-то, я не так уж плох и вполне гожусь в мужья, — запротестовал Нед.

Эмма не обратила внимания на слова Уэлкам и обратилась к Неду:

— Я всесторонне обдумала этот вопрос и пришла к выводу, что терять мне и впрямь нечего. Это мой единственный шанс заполучить деньги, и если для этого мне необходимо обзавестись мужем — что ж, значит, так тому и быть. Уэлкам это хорошо придумала. К тому же мне доставит большое удовольствие созерцать на лице брата удивление по поводу того, что его неудачливой сестре удалось отхватить себе в мужья такого красавца.

Нед явно смутился и, чтобы скрыть неловкость, отошел к своему сараю, где присел в густой тени под навесом.

— За эти годы мне тоже пришлось немного приобщиться к актерскому ремеслу, так что я тебя не подведу.

Эмма, высмотрев в тени его смущенное лицо, улыбнулась, давая ему понять, что нисколько в его способностях не сомневается.

— Приезд Джона — серьезная помеха нашей затее. Впрочем, одно я знаю совершенно точно: каковы бы ни были его сомнения по поводу мотивов твоих поступков, в том, что ты мой муж, он не усомнится. Джон почитает себя великим знатоком человеческой натуры, и тебе необходимо сконцентрироваться на том, чтобы произвести на него наилучшее впечатление.

— Сделаем, — кивнул Нед.

— Моя же задача будет заключаться в том, чтобы убедить Джона в нежелательности посещения того земельного участка, о котором мы ему написали. Придется сказать, что его владелец — человек исключительно осторожный и жадный, а потому любопытство, проявленное третьим лицом к его собственности, может подвигнуть его на то, чтобы взвинтить цену. Джон способен на это клюнуть, поскольку сам жаден до чрезвычайности и сам бы так поступил на месте владельца.

Уэлкам бросила работать и с большим вниманием прислушивалась к их разговору, переводя взгляд с Неда на Эмму. Повернувшись к Эмме, она сказала:

— У меня такое впечатление, что вы, леди, пытаетесь из этой затеи извлечь нечто большее, чем деньги. — Когда Нед и Эмма с удивлением на нее воззрились, она поторопилась добавить: — Я не хочу сказать, что деньги не имеют для вас никакой цены. Напротив, деньги у вас стоят на первом месте, но они, деньги то есть, имеют обыкновение утекать сквозь пальцы. Вот вы себе и думаете: бог с ними, с деньгами, зато у меня до конца жизни останутся приятные воспоминания о том, как я обдурила братца. Что, разве не так? — Уэлкам разразилась низким, утробным смехом. — Но лично я никогда не испытывала ни печали, ни радости от содеянного. — Тут она резко замолчала, словно испугалась, что сказала лишнее.

— Интересно, что ты такого особенно хорошего могла сделать, чтобы испытывать от этого радость? — осведомился Нед.

Уэлкам сложила на груди руки.

— Что сделала, то сделала. Я всегда поступала как должно и всю жизнь работала как вол — и до отмены рабства, и после. Но даже на туфельки себе не скопила. Да, сэр, не скопила.

— Ну, это ты врешь. На туфельки, положим, деньги у тебя есть — и не на одну пару, — сказал Нед, думая о том, что в словах Уэлкам, как ни странно, имеется и рациональное зерно.

Деньги и впрямь были не единственной причиной, заставившей Эмму пуститься во все тяжкие, чтобы облапошить своего братца. За этим крылось что-то такое, о чем она не торопилась ставить в известность своих сообщников. Понадеявшись, что в один прекрасный день она все-таки ему об этом расскажет, Нед посмотрел на женщин. Эмма протянула руку и сочувственно потрепала Уэлкам по плечу. Негритянке это почему-то не понравилось, и она поторопилась отойти от Эммы.

— Не надо меня жалеть, леди, — сказала она. — Я этого терпеть не могу.

* * *