Веселые человечки: культурные герои советского детства

напоминает хвалебные песенки из титров англоязычных сериалов про любимых героев-животных – правда, с одним отличием: в этих песенках было принято указывать кличку «заглавного» персонажа. Вот, например, припев из песни про Флиппера (музыка Генри Вэрса, стихи Уильяма Данэма):

They call him Flipper, Flipper, raster than lightning.
No-one you see, is smarter than he.
And we know Flipper lives in a world full of wonder,
Lying there under, under the sea!

Обусловлено это сходство влиянием «законов жанра» или тем, что Энтин специально обратил внимание на аналогичные песенки, – в любом случае, видимо, сериалы про Скилгш и Флиппера подготовили аудиторию к «ажиотажному спросу» на отечественный образ Рэсси. Вероятно, не случайно одна из респонденток нашего опроса, назвавшая сериал про Электроника в числе любимейших фильмов своего детства, написала, что ей очень нравился снятый и показанный по телевидению уже после успеха работы Бромберга и Велтистова фантастический мини-сериал «Люди и дельфины» («Киевнаучфильм», 1983, авторы сценария Ю. Аликов, А. Леонтьев, В. Хмельницкий, режиссер В. Хмельницкий) – «о попытке ученых разгадать тайну дельфинов и установить с ними контакт» {28}.

5

Песни, написанные для «Приключений Электроника» Евгением Крылатовым и Юрием Энтиным, настолько разнообразны и играют в фильме настолько значительную роль, что сериал часто балансирует на грани мюзикла. Но неформальные правила поэтики позднесоветских музыкальных комедий сериал об Электронике нарушает точно так же, как и конвенции детского фантастического кино {29}. Этим комедиям свойственна ироническая и в то же время элегическая интонация, в финале их герои часто расстаются. В финале «Здравствуйте, я ваша тетя!» главного героя изгоняют из дома, и он вновь становится бродягой; в финале «Обыкновенного чуда» герои тоже расстаются, и звучит «Прощальная песня» (музыка и стихи Юлия Кима):

Давайте негромко,
Давайте вполголоса,
Давайте простимся светло.
Неделя-другая,
И мы успокоимся:
Что было – то было.
Прошло.

Готовятся расставаться герои и в финале «Д'Артаньяна и трех мушкетеров» – давая друг другу обещание встретиться «двадцать лет спустя». Напротив, герои «Электроника» в финале объединяются в большую неформальную общность.

Многочисленные и, по-видимому, неслучайные «мины», изнутри взрывающие смысл текста, содержатся и в самих песнях, в том числе и в наиболее известной и самой «пионерской» по настроению – «Крылатые качели»:

В юном месяце апреле
В старом парке тает снег
И веселые качели
Начинают свой разбег.
Позабыто все на свете!
Сердце замерло в груди!
Только небо, только ветер,
Только радость впереди… <…>

Припев:

Взмывая выше ели,
Не ведая преград,
Крылатые качели
Летят, летят, летят…

Месяцы апрель и октябрь были в советском языке максимально семантически нагружены; песня, начинавшаяся словами «В юном месяце апреле…», очевидно, должна была повествовать про день рождения Ленина {30}. Эта семантическая связь не была категорической, но ее отсутствие воспринималось как значимое – примерно так же, как пропуск «сильного» ударения в стихе. Более того, песня не только была не про Ленина, но и выражала радикально «аполитичное» состояние восторженной, почти солипсической сосредоточенности на текущем моменте (что особенно удивительно, если учесть, что второй раз «Крылатые качели» в фильме исполняет хор {31}).

Текст, написанный Юрием Энтиным, является своего рода смысловым «выворачиванием» стихотворения Федора Сологуба «Чертовы качели» (1908) – тоже имеющего песенную структуру и основанного на многочисленных повторах:

В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой.
Качает и смеется.
Вперед, назад,
Вперед, назад.
Доска скрипит и гнется,
О сук тяжелый трется
Натянутый канат. <…>
Я знаю, черт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки… <…>
Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах.
Качай же, черт, качели,
Все выше, выше… ах!

Судя по «неочевидности» источника, отсылка Энтина к Сологубу не рассчитана на узнавание слушателя – она имеет стилеобразующий характер, как и многие подобные («неочевидные») цитаты и реминисценции в позднесоветской детской литературе {32}.