Веселые и грустные истории про Машу и Ваню

– Он ничего не скрывает от родителей, – сказала она. – У него хорошие родители. Они никогда, например, не настаивают, что их мальчик во всем прав. И он им рассказал, что он любит Машу. Он не знает, что ему делать.

– Он знает, – сказал я. – Он ущипнул Машу за попу. Учительница приняла это известие очень близко к сердцу, так что я даже был ей сильно благодарен. Она сказала:

– Я поговорю с ним, обязательно.

– Да нет, – сказал я, – не надо, я сам с ним поговорю.

– Может, лучше я? – спросила она. Я не согласился.

Как только мы вышли из кабинета, ко мне подбежал Ваня с известием о том, что он сию секунду прошел четвертый уровень новой версии «Пиратов Карибского моря». Он потребовал, чтобы я пошел с ним – он хотел показать, как это делается. А я хотел посмотреть.

Когда я вернулся к тому кабинету, все было кончено. Учительница выходила из него, там оставался мальчик в желтом свитере, в очках, коротко стриженный, немного лопоухий, мне показалось. Я все-таки собирался сказать ему все и даже еще чуть-чуть прибавить.

Он сидел, уткнувшись глазами в парту. Когда я вошел, он поднял глаза – и плечи его стали вздрагивать.

– Вы Машин папа, да? – спрашивал он сквозь слезы. – Я понял… Я понял все…

Он положил локти на стол, голова упала на руки.

– Держись, парень, – сказал я ему.

– Я держусь, – еле слышно ответил он.

«Разве ты не видишь закат?»

В школе у Маши объявили праздник осени. Осень и правда была в самом разгаре. Я совершенно не понимал, почему, как утром ни выйдешь на улицу – там все еще ранняя осень. Уже вообще-то ноябрь был по календарю, и приближался праздник Великого Октября, который я помню в лучшем случае по подмороженным лужам, а в худшем – по хлещущему в подмороженное лицо мокрому снегу.

Я не понимал, что это за осень такая, и только радовался ей. Маша должна была радоваться на празднике. Им сказали, что праздник будет состоять из огромного количества конкурсов: рисунка, поделок из природных материалов, изготовления осеннего салата, осеннего букета, чтения стихов про осень, ну и все, кажется. А, еще конкурс Мисс Осень-2008, как же я мог забыть.

Сначала Маша нарисовала осенний рисунок: море, солнце и огромного кита, заслоняющего собой солнце.

– Маша, – спросил я, – а почему ты думаешь, что это осенний рисунок?

– Потому, – ответила девочка, – что все это происходит на закате. Разве ты не видишь?

Я долго ругал себя за то, что заката-то и не заметил. А он ведь и в самом деле был. И правда, был закат.

Картину Маша с мамой сделали из листьев. Это были разные листья – клена, ясеня, березы. Рамка – в виде еловых веточек. Трава – из маленьких листочков кипариса. На это ушли два или даже три вечера. За это время некоторые листья существенно подсохли, и общее впечатление от картины, на которой вообще-то неясно было, что изображено, кроме этих листьев… такое, в общем, было впечатление, что хотелось трагически вздыхать. Да еще эта рамка из еловых веточек… В общем, это была картина с настроением. И это было такое настоящее тоскливое осеннее настроение.

Потом наступила очередь осеннего салата. Маша придумала, что его надо назвать тортом. Она сделала свой первый в жизни салат или уж торт, я не знаю. Там были, значит: слой картошки – слой майонеза, слой моркови – слой майонеза, слой яичного белка – слой майонеза… И желтком надо посыпать сверху.

– Маша, – говорю я, – зачем столько майонеза? Отравиться же можно таким количеством майонеза.

– Потому что это слоеный торт, – говорит она. – Надо много слоев. По-другому не получится. Я уже думала над этим.

– А почему не сметаны, например? – спросил я. – Натурального продукта. Ты же сметану любишь, по-моему.

– Нет, папа, я давно уже люблю майонез, – расстроенно ответила Маша.

Расстройство было связано, естественно, не с тем, что она вдруг полюбила майонез, а с тем, что я и не подозревал об этом.

Из коры дерева Маша сделала вазу и поставила в нее голые осенние веточки. И снова что-то такое накатило на меня при виде этих веточек… Не по-детски осеннее. Вернее, уже даже из осенне-зимнего сезона. В общем, вазу я хотел оставить дома, чтобы кручиниться при ее виде. Но Маша и ее унесла в школу.

Платье на ней было бежевое, я привез из Италии года два назад. Очень велико тогда оказалось – к счастью. Его теперь обшили какими-то бантиками, тоже осеннего вида.

На голове у Маши был венок из осенних листьев. Ну, кажется, все. Ничего больше нельзя было сделать, чтобы при одном взгляде на Машу не начать думать об осени даже лучше, чем она заслуживает.

Учительница по сценической речи сказала Маше, что она – фея утренней росы. Это было убедительно. Потому что это было как-то обтекаемо.

Стихотворение она мне прочитала утром. Перед тем как пойти в школу. Главное, что без единой запинки, решил я. А ведь это было длинное стихотворение, даже очень. Мне показалось, что в нем не хватает души, но о душе еще очень рано было думать: половина восьмого утра была.