Веселые картинки

Таким образом, лето и зима превосходно прошли для почтенного Билли, а затем как будто бы этого захотела сама судьба, он заболел как раз в середине лондонского сезона, когда со всех сторон неслись приглашения на балы и обеды, завтраки и приемы, когда игры в мяч и модный крокет были в полном ходу. Несчастной случайностью было и то, что моды этого сезона шли к достопочтенной мистрисс Билли, как ни одни моды не шли к ней целые годы. Ранней весной она и Билли усердно работали, сочиняя костюмы, которые должны были наделать шуму во всем аристократическом Лондоне. Костюмы и шляпки, каждая вещь, — произведение искусства, стояли на своих местах, ожидая своей работы. Но почтенная мистрисс Билли в первый раз в жизни перестала интересоваться такими вещами. Их друзья были искренно удивлены, потому что общество было родной стихией мистрисс Билли и в нем она была интересна и забавна, но, как сказала лэди Гавер «не было ни малейшей нужды, чтобы его жена сделалась отшельницей. Ее удаление от света не принесет ему никакой пользы и покажется довольно странным». Согласно с этим мистрисс Дрейтон, для которой «странное поведение» казалось преступлением, а голос леди Гавер — голосом долга, принесла в жертву свои наклонности в алтарь общественной службы, туго затянула свое новое платье над своим болящим сердцем, и пустилась в общество.

Но в этот сезон госпожа Дрейтон не достигла тех успехов, каких она достигала раньше. Ее пустой разговор сделался настолько пустым, что даже модная публика нашла его неудовлетворительным. Ее знаменитый смех звучал как-то механически, она улыбалась над мудростью герцогов и мрачно смотрела, выслушивая остроумные истории миллионеров. Общество назвало ее хорошей женою, но объявило, что она не умеет держать себя в обществе и ограничивалось оставлением у них своих визитных карточек. За это мистрисс Дрейтон была очень благодарна, потому что Билли становился все слабее и слабее. В мире теней, в котором она двигалась, он для нее был единственной настоящей вещью. Она приносила очень мало практической пользы, но ее утешала мысль, что она помогает, поддерживает его. Что касается самого Билли, то это его беспокоило.

— Я хотел бы, чтобы вы побольше выходили, — говорил он. — Я начинаю чувствовать, что я ужасное эгоистичное животное, так как держу вас чуть не на привязи в этом печальном домике. Кроме того, — прибавлял он, — общество почувствует ваше сочувствие, и на меня будут сердиться за то, что вас в нем нет.

В тех случаях, где дело касалось его жены, знание света очень мало помогало Билли. Ему казалось, что общество страшно нуждается в мистрисс Дрейтон и будет неутешно там, где ее нет.

— Я предпочла бы побыть с вами, мой дорогой, отвечала она. — Я не хочу выходить одна, вы должны поправиться и брать меня с собой.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером, когда она сидела одна, женщина, ухаживавшая за больным, тихо вошла к ней, заперла за собою дверь и подошла к ней.

— Я бы хотела, чтобы вы сегодня вечером куда-нибудь пошли, мадам, на час или на два. Я думаю, что это доставило бы удовольствие барину. Его очень мучит, что вы не выходите. Как раз теперь (женщина с минуту помолчала), — как раз теперь я хотела бы, чтобы он был совершенно спокоен.

— Разве ему хуже?

— Но, мадам, ему не лучше. Я думаю, я думаю… что мы должны повеселить его.

Почтенная мистрисс Дрейтон встала и, пройдя к окну, постояла с минуту, смотря на улицу.

— Но куда же я пойду! — сказала она наконец с улыбкой к женщине, — я никуда не приглашена!

— Не можете ли вы сказать, что вы приглашены? — сказала женщина. — Ведь теперь только семь часов. Скажите, что вы отправляетесь на званый обед; в таком случае вы можете возвратиться рано. Подите, оденьтесь и придите проститься с ним. А затем, войдите в комнату часов в 11, как будто бы вы только что возвратились.

— Вы думаете, что мне следует так сделать?

— Кажется, так будет лучше, мадам. Я бы хотела, чтобы вы это попробовали.

Мистрисс Дрейтон подошла к двери и сказала:

— У него такой острый слух, он будет прислушиваться к тому, как откроют дверь и как подъедет карета.

— Уж об этом я позабочусь, — сказала женщина. Я прикажу подать карету без десяти минут восемь, тогда вы можете доехать до угла улицы, выйти и пройти назад пешком. Я вас сама впущу.

— А как же возвратиться? — сказала она.

— Вы должны выйти из дому за несколько минут до одиннадцати, и карета вновь подождет вас около угла. Предоставьте все это мне.

Спустя полчаса, госпожа Дрейтон вошла в комнату больного в блестящем вечернем платье и бриллиантах. К счастью было не очень светло, так как в противном случае Билли мог возыметь сомнения относительно эффекта, который его жена должна была произвести, так как ее лицо было не совсем годно для званого обеда.

— Моя сиделка сказала, что вы идете сегодня вечером к Гривилям. Я очень рад. Я ужасно беспокоился относительно вас. Нужно же мне было улечься здесь как раз во время сезона.

Он взял ее за руки и посмотрел на нее.