Веселые неприятности трех путешественников в Скандинавии

Я был испуган этой неожиданной эрудицией! Вы просто не представляете себе, на что способен музыкант, сочиняющий партитуру. Стоит заметить, что в области истории познания композитора намного превосходят исторический багаж либреттиста. Я уже готов был пожалеть о своем предложении. Мне не очень-то нравился компаньон, увлеченный путешествием больше меня самого. Послушать его — так это он поведет меня, а я буду следовать позади.

Наконец я преодолел свои сомнения: в конце концов, друзья так редки в нашем XIX веке. Аристиду пришлось прервать поток своей эрудиции, угрожавший затопить нас обоих, и соглашение было заключено.

— Когда мы едем? — спросил он.

— В июле, — ответил я, — сейчас на дворе май, так что у нас есть время для подготовки.

— Решено?

— Решено.

— Вот и хорошо! — сказал мой музыкант. — Я как раз успею прочесть о Скандинавских странах все, что возможно.

Это звучало угрожающе, но в тот момент, когда я покидал пришедшего в восторг композитора, меня осенило.

«Путешествовать вдвоем, конечно, очень хорошо, — рассуждал я, — но, если возникнет трудное положение, двоих будет недостаточно. Трое хороших друзей способны на большее! Возможно, в путешествии по этим незнакомым странам возникнут какие-нибудь опасности, так что лучше, чтобы нас было больше. Этот музыкальный дьявол может начать таскать меня по связанным с мифами местам, где мне делать нечего. Он же бретонец, иными словами, мул, идущий только туда, куда хочет попасть. Пусть нас будет трое. Во все времена этому замечательному числу приписывали волшебные свойства: пифагорейцы и платоники относили его к совершенным числам. У греков было трое великих богов, три грации[36], три парки, три фурии[37], трехликая Геката[38], у индусов — Тримурти[39], у римлян — трое Горациев[40], у христиан — Троица, Отец, мать и ребенок втроем образуют семью. На небе трое Царей;[41] литургию служат три священника; в природе есть три царства. В уголовном суде заседают трое судей, на Скандинавском полуострове расположены три королевства, а в Англии троекратным хрюканьем одобряют либеральные резолюции! Число три нравится богам! Пусть же нас будет трое! И да поможет нам небо!»

Сознаюсь, к стыду своему, что все эти блестящие аргументы, все эта неопровержимые доводы прикрывали мое опасение быть отодвинутым музыкантом на второй план. И поскольку моя другая половина причиняла мне сильное беспокойство, я принял решение искать третью треть собственного существа. Дело это было не из легких. Я по очереди обращался ко многим своим друзьям, и все они вежливо отказались.

— Поехать в Швецию? — говорили мне. — Странствовать по Норвегии? Шагать по Дании? Да существуют ли такие страны? Не выдумали ли их для сохранения европейского равновесия? Может быть, это такие же условные понятия, как параллели и меридианы? Эго же фантастические края, где никто не бывал и откуда безумцы, решившие туда отправиться, не возвращаются! Что вы хотите там делать?

— Просто посетить их.

— Такие страны не посещают! — возражали мне. — Вам приходилось когда-нибудь встречать шведа или норвежца?

— Никогда в жизни.

— Ну, и?..

— Но существуют же королева Кристина[42], Мональдески[43], Балет Густава[44], Линней[45], Бернадот[46].

— Вы их видели?

— Нет, но я слышал про них.

— И этого вам недостаточно! Полноте! Будьте разумны и скажите откровенно, что вы хотите увидеть в Норвегии?

— Пропасти.

— Пропасти! Да их полно и в Париже — скатишься — не заметишь. Не стоит труда забираться так далеко!

— Согласен, но…

— Да знаете ли вы язык этой страны?

— Нет.

— У вас что, много денег?

— Совсем мало!

— И вы собираетесь путешествовать за границей? Вы сошли с ума?

Сошел или нет, но я оставался верным своей мечте. Меня не трогали никакие доводы: ни самые серьезные, ни узкоспециальные, хотя люди практичные и сопровождали их пожатием плеч. Подобно Диогену[47], я продолжал искать человека.

Более счастливый, чем философ из Синопы, и уж конечно лучше, чем он, одетый, я в конце концов нашел его. Это был адвокат, которому его многочисленные клиенты предоставили отпуск на неопределенное время. Звали его Эмиль Л.[48], и он обладал такими длинными ногами, что легко мог бы одолжить несколько сантиметров композитору. Если принять во внимание, что его якобы подтачивали три или четыре смертельные болезни, держался он молодцом, и к тому же это был один из тех людей, что не привыкли останавливаться на полдороге.

Когда я поделился с ним своим замыслом, он улыбнулся, сделал три шага по метру с четвертью и сказал: