Веселые приключения мальчишек

Поэтому я, кипя от возмущения, затаился за полкой с капустой, чтобы меня не вычислили.

Потом, когда тетка ушла, я подкрался к прилавку и пока никто не видел, бросил жвачку на дно своей корзинки. Среди булочек ее трудно было заметить, и я стал гулять по магазину, в ожидании большой очереди перед кассой.

Я надеялся, что когда перед нею много народу, кассирша, не поймет, кто покупает запрещенный товар, или подумает, что я пришел в магазин с родителями.

Конечно, я не сбрасывал со счета попытку разжалобить строгую кассиршу своими слезными просьбами продать мне жвачку без паспорта.

И вот я подошел к кассе с сумкой полной продуктов, по-хитрому решив замаскировать свой запретный товар среди булочек и печенюшек.

Дрожащими от волнения руками, я сложил перед кассиршей свои покупки, собираясь наврать, что покупаю жвачку папе

И очень удивился, что мне ее продали просто так, без паспорта.

Гошка в первом классе и плохие отметки

Вот все говорят в первый класс, в первый раз и так прямо радуются, что мне за них стыдно становится.

Никогда не поверю, что есть дураки, которые хотят учиться. Лично я среди своих друзей таких не знаю.

Девчонки это понятно – зубрилы! Они дуры. А я еще на подготовишках понял, куда попал. Одни буквы выучить чего стоило – всякие там МЕ-БЕ в слова складывать. Читаешь Ме-а-ме-а. – голову чешешь, думаешь, сомневаешься, а оказывается это – мама.

Я мучился, мучился и наизусть все тексты выучил, чтобы с буквами не разбираться.

В первом классе еще ничего было. Отметок не ставили, вместо них в тетрадке рисовали всяких зверушек, а в зайчиках и ежиках родители не разбирались. У меня чаще ежики были, но не стану же я родителей огорчать, что зайчики намного лучше.

А во втором классе как двойки посыпались…..!

Я вначале маме о них говорил, а она сильно ругалась. А мне не нравится, когда меня ругают, у меня от этого настроение портится и аппетит.

Пару раз меня хорошенько обругали, и я рассказывать про двойки перестал. И сразу стало так спокойно…!!! Мама не спрашивает, а я не говорю. И главное всем хорошо. Мама не волнуется и я тоже.

Вот только учительница меня слегка нервировала. Все поговорить с папой хотела, по поводу моей успеваемости.

Она-то стремилась и хотела, а мне ее желание совсем не нравилось.

Папа за мной в школу зайдет, с продленки вызовет. Я в раздевалку бегу одеваться. И настроение у меня отличное и рот до ушей. Сейчас гулять будем!

Тут моя училка навстречу как нарисуется, да как спросит: – Гоша, а где твой папа?

Тут и дураку ясно, зачем ей понадобился мой папа.

– Не знаю – жму я плечами, а у самого коленки от страха подгибаются, вдруг сейчас с папой встретится.

Всю четверть мне везло. И как-то по-хитрому у меня получалось, вроде бы я никому явно не врал, но и правды не говорил.

И надеялся я так еще пару лет продержаться, а потом все пропало!

Папа за мной в класс зашел, нам с ним надо было в поликлинику с уроков отпроситься. Главное, я об этом визите заранее знал, но почему-то не насторожился.

Только когда папа в дверном проеме нашего класса нарисовался, в голове у меня мгновенно все прояснилась, и я сразу понял что настали мне кранты, правда не знал, как эти кранты будут выглядеть.

На лице моем еще играла радостная улыбка, но внутри меня все вопило: – Оееей! Чего сейчас будет!!

Учительница меня из класса попросила, а папа с нею на беседу остался. Взял я свой портфель, тяжело вздохнул и поплелся понуро в коридор.

До этого у меня было такое хорошее настроение, а теперь как будто над школой небо потемнело. Зависла надо мною под потолком коридора черная, пречерная туча, и я был на сто процентов уверен, что не за горами молнии, слезы и гром.

Ребята на переменке бегают, орут, ногами пинаются. Им хорошо – весело…., а мне бедному…. нет! Стою, нос печально опустив, себя жалею:

– Спрятаться, что ли куда-нибудь или придумать, как оправдаться, и ой-е-е-ей как мне сейчас достанется!

Как меня накажут, я понятное дело не знал, но уши и задница у меня уже зачесались.

Тут дверь класса открылась, и я замер и съежился как мышь.

Стою весь потный от раскаяния и страха и слышу откуда-то сверху.

– Почему ты про двойки мне не сказал? – спрашивает меня папа.

А я глаза в пол устремил, стою и молчу. Попробуй тут объясни! Я и сам точно не знаю, почему я папе не сказал, он вроде из-за двоек не ругается!

– Я тебя не собираюсь за двойки ругать, а просто спрашиваю – говорит папа, – ты, что мамы боишься?

Я горестно киваю головой, стараясь скрыть капающие с носа слезы, и украдкой, неуверенно кошусь на папу, – вроде бы у него вид совсем не злой.

– Папа – тихо говорю я, поднимая к нему влажные глаза – я больше так не буду.

– Чего не будешь?

– Ну не говорить – выдохнул я – не говорить про эти самые двойки. Понимаешь папа, я просто про них забыл.

– Гошка, не хитри! – с еле заметной улыбкой смотрит на меня папа – давай с тобой договоримся, что ты больше не будешь так часто забывать про свои двойки. Пойми полуправда намного хуже лжи.

– Ура – я прощен!