А жил в то время гайдук Тоболток. Богатые его боялись — потому что он у них богатства отбирал, бедным отдавал. Тоболток музыкантом был — и на скрипке, и на кобзе, и на флуэре играл так, что заслушаешься. Но он не только играть любил, он и сам мастерил — то флуэр сделает, то най.
Тоболток подумал: видно, неспроста тут тростинка.
Захотелось ему узнать у тростинки, какой судьбой ее занесло в степь безводную. Срезал он ее, сделал свирель. Только к губам поднес, а она вдруг сама запела про то, как сидит генерал на крестьянской земле да дерет со своих батраков семь шкур за их же землю!
Догадался Тоболток, что тростинка выросла в том месте, куда правду закопали. И стал Тоболток по степи ездить, на этой свирели играть.
Ох, озлобились же генералы, бояре, попы с монахами! Уж за ним охотились, охотились — только все без толку. То в одном селе свирель заиграет, то в другом. Нет генералу покоя, пока правда по земле гуляет!
Наконец позвали солдат, казаков, жандармов — видимо-невидимо. Убили Тоболтока. А свирели не нашли.
Не могут генералы успокоиться, пока правда на свободе.
А в народе говорят, что спрятал Тоболток ту свирель в тайном месте. И даже, слышал я, нашли этот клад хорошие люди. И сейчас свирель Тоболтока снова поет по селам…
— Господи, только нам и забот, что про свирели слушать, — захихикал Бэрдыхан.
— Что и говорить — правда всегда у того в кармане, у кого деньги есть! — уверенно произнес Цопа. — Волы уже запряжены, грузись!
— Эх, найти бы нам с Фэникэ ту свирель! — мечтательно произнес Митикэ.
— Сколько еще таких кладов зарыто! — вздохнул калачник Тимофтэ. — И волшебный калач, которым всех голодных накормить можно, где-то там возле свирели хоронится.
— Попался бы мне этот генерал, который правду хоронил, — произнес бондарь Штефан, — ах и бочку бы я ему склепал — самую лучшую. И посадил бы его в ту бочку, и опустил бы ее в море…
— Правда, правда, — вздохнул вихрастый мужичок-бедолага и поплелся за Цопой, — а я вот за сходство с братом страдаю. Он дезертир, а меня от хозяйства оторвали. За что, ваше благородие?
— Давай, давай, не раздумывай! — Цопа уже стоял возле каруцы. — Завтра нужно в городе быть, а нам еще ехать да ехать!
Полицейский и пес, по-братски обнявшись, уселись на свои места. Следом за ними, чтобы занять побольше места, полез Бэрдыхан.
— Поехали! — скомандовал Цопа. — Остальные пусть следом бегут — вот потеха будет! Ты слышишь, стручок гороховый? Кому приказано ехать?
Но возница даже не пошевелился.
Цопа опешил, посмотрел на Бэрдыхана, и тог угодливо осклабился:
— У него бывает — он… того… не в себе… лучше не связываться…
И только когда все уселись, волы тронулись.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ТРУДНО СКРОИТЬ ШАПКУ
ИЗ БАРАНЬЕЙ ШКУРКИ
— Погляди, Пэкалэ, какие во-. круг веселые лица! Неужели это нам люди радуются?
— Нет, просто здесь еще не было полицейского обхода.
Бадя Георге внимательно и придирчиво смотрел на лежащую перед ним серую шкурку барашка. Выйдет из нее островерхая шапка или нет?
Как говорится в пословице, и камень может пустить корни, если будет долго лежать на одном месте. А бадя Георге вот уже двадцатый год каждое воскресенье на этом месте кроит шапки.
Его знают все, кто хоть раз побывал на базаре, на этой шумной площади: бадя Георге не только шьет шапки, но и знает все городские новости. Недаром же он двадцать лет сидит на одном месте! Стоит ему повернуть голову влево — и видны ворота полицейского участка. Скосил глаз вправо — видна дорога, по которой едут в город купцы, крестьяне, коробейники, цыгане. Иногда промелькнет коляска богатого помещика или настоятеля какого-нибудь монастыря, иногда прогонят мимо табун лошадей или отару овец — к реке, на баржу, чтобы отвезти их морем в Одессу или куда-нибудь подальше.
Как же все-таки кроить эту шапку?
Принес шкурку кузнец, высокий, широкоплечий, головастый. Попросил сделать получше, побыстрее, а шкурка маленькая, хорошую шапку попробуй из нее выкрой! Бадя Георге сказал об этом кузнецу, но тот посмеялся только:
— Если бы еще кто-нибудь мог мне шапку из этой шкурки сшить, то я бы не пришел к вам, бадя Георге! Вы же самый знаменитый мастер!
Что мог ответить хитрому кузнецу старый шапочник? Что, мол, не он самый лучший мастер? А кто ж, тогда? Нет, не мог кривить душой скромный Георге — ведь любой мальчишка города знал, что именно он, бадя Георге, лучше всех шьет шапки.
Что поделаешь, пришлось взяться за шапку для кузнеца.
И вот теперь» надо ломать голову — как ее разрезать? Не дать бы промашки —
Вот пришли и разложили невдалеке свой товар два ложкаря-цыгана.
Деревянные, с красиво изогнутыми ручками ложки засверкали на солнце, как стекло. И чем только ложкари их красят — лаком, что ли?