Весёлый Роджер

    - Скажи. Давай, скажи же вслух! - он тоже смеется, не отпускает ее. Руки крепкие, большие, ей не вырваться. Нужно было надеть джинсы, а не платье! Через колготки все точки прощупываются отлично. - Ну, я жду.

    - Ты кретин! Полный стопроцентный абсолютный кретин! - хохочет она, поджимая ноги, стараясь уйти от атаки. Он прекращает, возвращает руку на руль.

    - То-то же.

    - Сегодня мы будем продолжать целоваться? - вдруг спрашивает она.

    - Конечно. Я же обещал.

    - А завтра?

    - Еще не решил. Надеюсь уговорить тебя на что-нибудь большее.

    Она улыбается, понимая, что он полный придурок. Но в данный момент ей как раз и нужен придурок, которому плевать на собственную безопасность. В любом случае глупым Белов не выглядит, он прекрасно осознает, чем рискует рядом с ней. Она сразу предупредила, ее совесть чиста.

    - Давай начнем с твоих правил, - говорит она. - А то опять будет некогда, как окажемся в квартире.

    Они уже почти приехали, он паркует машину на свободное место между другими автомобилями, внимательно следя по зеркалам.

    - Правил три, - говорит серьезно, но не драматично. Обычным, будничным голосом. - Во-первых, меня нельзя трогать. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Я этого не люблю. В самом крайнем случае можно за руку, лицо или волосы, но лучше обойтись без этого, - его голос звучит так, словно они обсуждают погоду. Вера замирает, внимательно слушая, обдумывая его слова. Ей кажется, что она в шаге от важного открытия, даже дыхание затаила в ожидании следующего пункта. Хорошо, что он следит за габаритами и не контролирует ее реакцию. - Во-вторых, до десяти утра меня будить запрещено. Единственная причина - это угроза моей жизни или... чьей-нибудь другой жизни. Если я нужен до этого времени, то нужно предупредить накануне, я сам заведу будильник. Но даже в этом случае рано утром со мной лучше не разговаривать, ни о чем не спрашивать, и уж точно не шутить. До десяти утра шуток я не понимаю. Вообще. И правило номер три, - наконец, он глушит двигатель, поворачивается к ней. -  Эти два пункта не обсуждаются, не оспариваются, не смакуются и не обжевываются. Вопросы?

     - А если у тебя работа с утра? Клиент важный, например? - спрашивает Вера.

    - Я делаю над собой нечеловеческое усилие. Ну что, идем?

    Они заходят в подъезд, затем в лифт, поднимаются на восьмой этаж. Где-то в районе четвертого она понимает, что нужно что-то сказать насчет первого пункта. Интуиция подсказывает, Вик ждет ее реакции. Хочется дать понять, что она готова его выслушать, если ему понадобится ее помощь. Но навязывать свое любопытство не собирается. Она всегда знала, что он странный. Зато теперь предельно ясно, почему вчера внезапно убежал: она нарушила правила. Что ж, хорошо, что он ей рассказал, теперь картина становится понятнее. Вера чувствует себя увереннее, она вполне готова вступить в игру.

Возможно, ей следует извиниться за вчерашнее. Конечно, распирает выяснить, что с ним случилось после ее атаки на его ширинку, и чем он так долго занимался в ванной. За время его отсутствия она успела одеться-обуться, раздеться-разуться, постелить кровать, опять одеться-обуться, снова раздеться. Найти на подоконнике несколько листов А4 с нарисованной карандашами обнаженной девушкой, поразительно на нее похожей. Пошарить по его шкафам, а она помнила, откуда он в прошлый раз доставал ей одежду, переодеться в его белую майку, лечь в кровать и заснуть.

    Но вместо извинений она подходит близко, одной рукой сжимает другую, чтобы не забыться и случайно не обнять его. Привстает на цыпочки и целует его в подбородок.

    - Хочу еще, - говорит он.

    Она повторяет свое действие, затем дотягивается до уголка его губ, внимательно следя за его реакцией. Он улыбается, позволяя ей касаться его губами. Щетина покалывает, но ей это нравится, придает остроты моменту. Из лифта они выходят едва ли не на ощупь, целуясь жадно, глубоко. Он отрывается от ее губ лишь на миг, чтобы открыть дверь. Они едва успевают скинуть обувь перед тем, как завалиться на кровать прямо в верхней одежде. Он лежит на ней, между ее ног, она сама убирает руки, сплетая их над головой. Вера надеется, что по ее поведению очевидно, что правила игры приняты.

    Около полуночи они, наконец, отрываются друг от друга и вспоминают об ужине. Ее губы и мышцы лица болят и горят, куртка валяется на полу, платье расстегнуто и спущено с плеч и груди. Ее лицо, шея, плечи, ключицы пахнут им, на этих частях тела не осталось и клеточки, которой бы не коснулся его язык. Кажется, ее кожа пропиталась его слюной.