— Правда, а вдруг новые не такие будут, — сказала Вера. — Бывает же, что новая книга хуже старой.
— Конечно, бывает, — согласились ребята. Оказалось даже, что у каждого есть такая новая, которая хуже старой.
— Тогда зачем же их отдавать на переделку? Надо оставить.
— Нет, нельзя, — сказала Валя Савчук. — Я отвечаю. Они уже взвешенные. Принеси, Субботин, обратно.
— Да знаю, что взвешенные. Я принесу. Только не надо их портить. Пусть их читают.
— Нельзя, раз это макулатура…
— Нет можно, — сказал Шурик. — Не всякая книга становится макулатурой. Вот. Книгу можно сто лет читать, а то и двести. Хоть она и взвешенная.
Тут зазвенел звонок, и начался урок. Только на уроке как-то не сиделось спокойно, все думалось, вдруг хорошие книги пропадут.
— Что это вы какие-то взбудораженные? — спросила Нина Дмитриевна.
— Нет, мы ничего, — ответил Сковородкин.
А на перемене стали опять обсуждать, что делать с макулатурой.
— Надо хорошие книги отобрать и сдать их в библиотеку, — сказал Шурик. — А если не возьмут, не надо, сделаем свою. Когда все прочитаем, кому-нибудь подарим. А то и сразу.
— Правильно! — все были рады такому решению. Только вот кому подарить? Может быть, отослать на целину?
— На целину не надо, — заявила Валя Савчук. — Там все есть. Зачем там старые книжки?
Ну тогда куда же? Стали опять думать.
— Целина ведь она где? У нас. А у нас все есть, — сказал Миша Капустин. — А вот в буржуазных странах ничего нету. Ну у рабочих, которые безработные. Вот ихним бы ребятам послать…
Вот так Капустин! Молчит, молчит, да и дело скажет. Всем очень понравилось такое предложение. А что? Вот старшие классы ведут переписку с англичанами и французами. А 3-й «Б» этим англичанам — бах! — посылку. Все сразу оживились, даже звеньевая не возражала, хотя она и отвечала за макулатуру. Перемена кончилась. Все довольные пошли в класс.
Вдруг кто-то крикнул:
— А читать-то как? Они же иностранцы!
Батюшки! И правда. Как это никто сразу не сообразил. Это всякий младенец знает, что русскую книжку иностранцу не прочесть. Тьфу ты! Все опять развалилось.
— Кто это придумал-то? Капустин? Ай да Миша, брякнул.
— Что все-таки у нас происходит? — Нина Дмитриевна смотрела на ребят и не начинала урока. Тогда ей все рассказали.
— Я тоже согласна, что хорошей, нужной книжке место в библиотеке, а не в котле бумажной фабрики.
— Сдают ведь ненужные, — сказал Сеня Гиндин.
— Ненужные этим людям. Например, учебники, по которым уже отучились. Или дети в семье выросли, а детские книжки остались. Здесь они уже бесполезны, а в другом месте очень нужны.
А еще Нина Дмитриевна сказала, что целина, конечно, край богатый, но и там еще есть затруднения. Вот, например, с книгами. Так что ребята целинных земель будут рады посылке.
Тогда все ученики решили принести еще и своих книжек, чтобы получилась хорошая библиотека. Вот как закончился в 3-м «Б» сбор макулатуры.
Петя Субботин пришел рано, положил свой портфель в парту и сел. О чем-то думал. И только когда Валя Савчук широко открыла глаза и закричала: «Ты что это, Суббота, на мое место сел?» — он оглядел парту и действительно не нашел на ней своей метки в левом углу.
— Ты чего? — спросил Шурик.
— Расстроенный, — сказал Субботин и вздохнул. — Бабушка у меня…
— Заболела?
— Да нет. От рук отбилась.
Шурик вытянул шею.
— …Не слушается совсем, — пояснил Субботин и опять вздохнул.
— Да ты что? — удивился Шурик и схватил Петю за рукав, потому что Петя хотел уже отойти. — Кого же она слушаться должна?
— Меня.
— С ума сошел ты, Петька? Это ты ее слушаться должен…
— Да ничего ты, Чиж, не знаешь, — сказал Субботин и оживился. — Я должен ее, а она меня. Вот как надо. А так — никакой жизни. У тебя бабушки нет, ты не знаешь.
Тут подошли другие ребята, и Петя сперва не хотел, а потом рассказал все с начала. С бабушкой беда. Совсем слушаться перестала. И чем дальше, тем хуже. Ничем ей не угодишь, все не так. Белую мышь принес — паника… Другая бы радовалась. Обменял на серую мышь — скандал! Стал олово плавить — что было! Сковородку даже соседке с нижней площадки показывала.
— Какую сковородку? — не понял Шурик.
— Которую прожег. Когда плавил. Нечаянно.
— Надо было на противне, — сказал Миша Капустин. — Противень толще.
— Не в том дело — толще, — вмешался Гиндин. — Им все равно тоньше или толще. Старухи вообще вредные. Ей сколько лет?
— Пятьдесят… кажется.
— Старая совсем женщина. И чего надо? Сидела бы на скамеечке.
— А моей бабушке шестьдесят три, — сказала Вера. — И она совсем не старая. И ни капельки не похожа на старуху, ничего ты не знаешь, Сенька.
Тут все стали говорить, сколько лет их бабушке, и оказалось, что у Пети даже самая молодая бабушка.
— Тогда пусть она в артистки идет, — предложил Сеня Гиндин. — В самодеятельность. Артистки очень занятые всегда, у нее на тебя времени не будет.
— Иди ты сам в артистки, — обиделся Петя. — Расскажи вам горе.
— Да нет, что ты. Мы очень даже понимаем. — Вера оттолкнула Гиндина. — Ты не расстраивайся так. Бабушка должна ругаться. Только не всегда. А ты, Петя, очень рассеянный. Забыл клетку закрыть, мышь убежала.
— Она же ученая.