Весеннее озарение (СИ)

Профессор раскланялся и, засеменил к выходу. За стол пришла минута молчания. Леонид, заручившись поддержкой профессора оказался несколько на высоте. Оппоненты, мало что осознав из сказанного, все же ощутили красоту, силу и мощь риторики, как и собственную малограмотность. Троица пришла в движение, словно испытывая неловкость, заговорила, меж собой, о чем то в пол голоса, выяснила суть позднего времени и, наконец, опрокидывая, ненароком, посуду, выбралась, один за другим из за стола и гуськом, покачиваясь, направилась вслед за профессором.

***

Так, Максим Максимович, впервые остался наедине с Леонидом. Последний неспешно потягивал сигаретку, выпуская пред собой струйки дыма и, казалось бы, не уделяя Максиму Максимовичу не малейшего внимания, боковым зрением, как то очень по-женски, тайно, оценивал маячащий на периферии объект. Покончив с курением, он обернулся и, глядя в упор, сверкнул глазами, словно намереваясь сразить наповал и сделал, в лоб, старому служаке несколько не уместное заявление: "Простите, Вы очень похожи на очень не удовлетворенного гея!".

- Что, что!? - возмущенно воскликнул от неожиданности, следящий, в свою очередь, за Леонидом, Максим Максимович, отпрянув, покачнулся на стуле, рискуя завалиться на спину, но вовремя сгруппировался, направив все свое туловище вперед, в позицию негодования и возмущения, взглянул хмуро и смело, но, тут же опустил глаза.

- Спокойно, молодой человек, - невозмутимо протянул лисий воротник, - вы забываете, где вы находитесь, куда и зачем пожаловали! Здесь, на подобные вопросы, цивилизованные люди отвечают либо: "Да, вы угадали, любезный", либо: "Нет, простите, как не жаль, вы заблуждаетесь".

- Кгм, - Максим Максимович облегченно вздохнул.

"Простите, нет, вы заблуждаетесь!" - готовилось легко сорваться с его губ, но, в последний момент, вдруг вырвалось глухое и неуверенное: "Допустим..."

- Я так и думал. - улыбнулся Леонид, - Вы очень напомнили мне одного старого знакомого.

Они заказали выпивки. Или не заказывали.... Не важно, но, скорее всего, да.... Заказали и позабыли и пить, лишь только внимая друг другу? Возможно, хотя, вряд ли. Слишком уж романтично. Такое бывает только в кино. Впрочем, и это не важно.... Зал погружался во мрак, а они, только вдвоем, визави, разделенные одним лишь столом, размеренно, не громко, в пол тона, не взирая на звенящую музыку, словно в полной тишине, на уровне понимания в чтении слов по губам, вели незамысловатую беседу. Впрочем, говорил Леонид, говорил много, Максим Максимович только слушал, позабыв обо всем, в том числе и о шпионской роли, приведшей его в заведение, и его обволакивало какое-то сладкое и мягкое, местами липкое, словно сахарная вата, спокойствие и умиротворение. О чем говорил Леонид? Не имеет значения.... Впрочем, наверняка, его уже тянуло на откровения. Скорее всего, он повествовал о себе, наверняка, говорил во всех тонкостях, душещипательно и, как на исповеди, откровенно. О чем мог поведать он, учитывая все вышесказанное? Можно попытаться представить....

- Я, - возможно говорил он, - никогда не стеснялся своей ориентации. Собственно, мне уже нечего было стесняться, когда однажды, вдруг, о ней узнала вся школа, да и я, пожалуй, до конца осознал все тогда же, вместе со всеми, но и особо не ерничал. Мне, - повторялся он, - всегда тяготили мужские дела. Мне просто нравились парни. Я не испытывал к девушкам выдающегося влечения, а в нотках моего голоса всегда улавливался женственный тон, звучащий сладкой приманкой, конечно же для мужчин. Я вилял задом, был излишне опрятен, хорошо одевался...

- Да, я имел сношения с женщинами, - вспоминал он, вероятно, с брезгливыми нотами голоса и мимикрией лица, и, со стороны, могло показаться, будто он, в очередной раз, всего лишь выпил водки, - но, вскоре завязал с этой бессмысленной, глупой затеей. Не мое, это, - тряс он расправленной ладонью перед собой, наклонившись к собеседнику еще не сошедшей с лица гримасой отвратительного послевкусия, - понимаете, шептал, - нет, не мое... Но я, в отличии от многих, не стал паясничать, кривляться, скрывать, я, - сжимал он руку в кулак и тряс уже им, - я поклялся быть всегда самим собой, говорить правду в лицо и идти на пролом, вперед, ничего не боясь и не скромничая и, знаете ли, - понижал он тон и вновь склонялся к собеседнику, - снискал уважение даже среди закоренелых противников, наверное, как достойный соперник....

Он замолкал, и, возможно слеза, выбравшись гордо из глазницы, неспешно, выпятив сверкающую грудь, прогуливалась вниз по щеке...

***