Весеннее равноденствие

— Зачем ты пять лет занимался одним вопросом, — укоризненно сказал Миха, — сколько раз я тебе говорил!

Во взглядах на науку у друзей были принципиальные расхождения. Миха не признавал долговременного сидения на научной проблеме.

— Только неразумный человек может в наше время заниматься такой, понимаешь, ерундой.

Миха был согласен, что на проблеме можно спокойно прокормить семью и даже допускать излишества. Но не хлебом единым жив человек. Когда положительно решен вопрос с питанием, начинает тосковать душа. На сытый желудок он начинает мечтать о славе, о власти, о… Такова, видно, суть бездонной, как пропасть, человеческой натуры.

Вот тут-то научная проблема начинает вязать по рукам и ногам. Будь у тебя хоть семнадцать пядей во лбу, на гребне единственной проблемы не взлетишь на сладкую высоту славы.

Гениев чаще всего признают после смерти. При их жизни люди очень редко соглашаются с тем, что гении едят рядом с ними сосиски в буфете, платят профсоюзные взносы и ездят троллейбусом на работу. При жизни гениям вставляют палки в колеса, пишут на них заявления, критикуют за недостаточную активность в общественной работе и отрыв от коллектива. В этих условиях гении обычно рано покидают беспокойную землю. Прежде они погибали на дуэлях, стрелялись или начинали пить запоем. Теперь для этих нужд медицина открыла инсульты, рак, гипертонию и болезнь Паркинсона. Поэтому уход гениев в потусторонний мир легко объясняется наукой и не вызывает взрывов общественного негодования. Он оставляет лишь печаль невозвратимой потери, некрологи, а через несколько лет — мемуары лиц, лично знакомых с гением. Лично вкушавших с ним сосиски в буфете, лично ездивших на работу в одном троллейбусе и плативших профвзносы в одной организации. В мемуарах столь выпукло и взволнованно изображаются достоинства безвременно ушедшего гения, что издательства охотно принимают к печати объемистые рукописи и платят бывшим знакомым приличные гонорары. От этого светлая память о выдающейся личности становится еще весомее и благороднее.

Миху никогда не привлекала возможность прославиться после смерти. Он предпочитал при жизни получить славу и сопутствующие ей приложения в виде академических и прочих титулов, дополнительного содержания и прочих интересных вещей, которые не укорачивают жизнь, а духовно обогащают и удлиняют ее.

Миха был ученым-организатором. Он специализировался на постановке научных вопросов, на выявлении актуальных научных задач. Его деятельная натура не выдерживала долголетнего и нудного копания в одном и том же вопросе. Его воображение всегда обгоняло действительность.

Миха тщательно прочитывал периодическую печать, охотно посещал всевозможные заседания, вел напряженные телефонные разговоры и наносил многочисленные нужные визиты. Это позволяло ему раньше других выявлять актуальные научные задачи и развивать организационную деятельность.

Он заострял постановку вопроса и популяризировал его, выступал с докладами в лекциями, со статьями и интервью. Затем он создавал научную ячейку по исследованиям выявленной им задачи, брал повышенные обязательства но плану работ, информировал вышестоящие органы о грандиозной научной и практической значимости возможных результатов и добивался увеличения ассигнований для руководимой им ячейки.

После этого Миха, как он выражался, «вовремя надевал галоши» и отправлялся на поиски новой актуальной задачи, предоставляя созданной им ячейке полную свободу по расхлебыванию заваренной каши. Поскольку каша оказывалась всегда замешенной круто, у ячейки начиналось несварение желудка. Это давало Михе возможность с другой трибуны выступать с суровой критикой по поводу беспомощности отдельных научных работников, по поводу хвостизма в науке и неумения решить те задачи, которые настоятельно ставит жизнь.

Умело используя талант ученого-организатора, Миха надежно плыл на гребнях поставленных актуальных задач. Как ярко окрашенный гусиный поплавок, он перелетал с одной волны на другую и еще ни разу не пускал пузырей.

Его собственные научные убеждения напоминали эластичные безразмерные носки, которые можно натянуть на любую ногу. С равной убедительностью Миха обосновывал общественные меры борьбы с бандитами и рецидивистами, ратовал сначала за передачу на поруки злостных хулиганов, потом за тюремные решетки лицам, перебравшим хмельного на вечеринках. Он успешно доказывал и глубокую научную обоснованность теории косвенных улик, и полную ее теоретическую несостоятельность. Во времена совнархозов он беспощадно громил систему отраслевого управления, а при организации министерств с такой же строгостью вскрывал недостатки совнархозовского «местничества».

Как опытный адвокат по бракоразводным делам, Миха заставил Лаштина рассказать ему до мельчайших подробностей все события последних дней. Его даже заинтересовало сочувственное поведение вдовствующей секретарши.

— Пышная, говоришь? Значит, добрый человек… Всего тридцать лет? Такая симпатичная женщина и мужа не имеет…