Весеннее равноденствие

Виктор Валентинович умел смотреть не только вперед, но и оглядываться назад. Умел извлекать из многовекового человеческого опыта те надежные зерна, которые, никогда не тускнея, оставаясь неподвластными социальным катаклизмам, незаметно и последовательно толкают дребезжащую колесницу цивилизации по ухабистой колее времени. Как многоопытная жена, знающая, что путь к сердцу мужа лежит в том числе и через его желудок, Виктор Валентинович угостил несговорчивого гостя роскошным ужином. Наисвежайшие хариусы были представлены в пяти переменах, начиная от ухи и кончая деликатесными копченостями, сотворенными на ольховом дымке, листвяном и пахучем.

Отяжелев от пиршества, Готовцев теперь без сна ворочался на гостиничной кровати, не находя удобной позы. Пил стакан за стаканом минеральную воду и уже понимал, что хитрый Кичигин сломил остатки его сопротивления и деться теперь начальнику ОКБ некуда, кроме как взяться исполнять фантазию, делать проект модернизации и автоматизации расточного участка, провалился бы он пропадом!

За окном в полуночной провинциальной тишине неспешно вызревала, как в некой оранжерее, студенистая луна. Выкатившись из-за щетинистой сопки жидким белесым шаром, светило набирало упругость и все отчетливее прописывало на полу гостиничного номера оконные переплеты.

Мысли Готовцева тоже обретали логичность и последовательность.

Кичигину позарез нужен проект модернизации, а Готовцеву также позарез нужно изготовить опытный образец новой конструкции узла, принесенный Шевлягиным, проверить в экспериментальном порядке, убедиться в его эксплуатационной надежности и, если результаты окажутся положительными, немедленно использовать его в проектируемой линии.

Заборский фантазер, откровенно высказавший жгучее желание обрести проект участка, открыл и свое уязвимое место. И в этой ситуации Готовцеву разумнее всего поступить по давней формуле натурального обмена, помогавшей людям во все века ощущать взаимную выгоду человеческого общения.

— Я — тебе, ты — мне. Или наоборот…

Тебе, товарищ Кичигин, проект модернизации участка, а нам взамен — изготовление опытного образца.

Тебе позарез нужно твое, а нам позарез нужно свое. И общему делу нужно, и Шевлягину, который клюет руководство ОКБ в больное темечко так, что уже спасу от него нет. Будто Готовцев и Веретенников недоумки, будто они — лесные пни, обросли мохом и не могут сообразить, что без опытных проверок нельзя выдавать в производство рабочие чертежи сложных машин, и не понимают, что работа перспективщиков идет на корм мышам. И не в фигуральном, а в буквальном смысле этого слова, потому что заместитель начальника ОКБ по хозяйственной работе уже всерьез поговаривает насчет обзаведения четырехлапым и усатым общественным стражем-караульщиком для сбережения растущих объемов продукции бюро перспективного проектирования.

Еще Андрей Алексеевич задумался, что не так уж наивен Павел Станиславович, влюбленный в литературного барона. Подшучивал начальник ОКБ над увлеченностью главного инженера, а ведь у его любимца как раз и возникали в принципе подобные ситуации… Разве Андрею Алексеевичу не пригодилось бы сейчас для решения некоторых проблем что-то вроде зайца с запасными ногами на спине, который бы на бегу переворачивался и опять мчался вперед, не зная устали.

Лунные тени на полу укорачивались. Небесная спутница взбиралась все выше и выше по фиолетовому поднебесью, смывала свет звезд и наконец желтым немигающим глазом уставилась на лежащего без сна начальника ОКБ, то ли подглядывая за ним, то ли напоминая, как много в мире вечных истин, как мудро определено течение небесных светил, а человеку природой дан разум, чтобы он находил выход из любых положений.

«Ладно, взглянем завтра на их расточный», — решил Андрей Алексеевич, уснащая подробностями план его будущих действий в Заборске.

Затем пришел благодетельный сон.

На расточном участке были: тесно расставлены станки, пол был до черноты заляпан металлической пылью, смешанной с мазутом и брызгами охлаждающей жидкости. Узкие проходы загромождали металлические ящики, доверху заполненные стальной стружкой.

Андрей Алексеевич и Кичигин остановились возле ближайшей колонны, подпиравшей тяжелые, явно не современных форм, перекрытия старенького цеха.

Пожилой расточник и его молодой, плакатно-круглолицый подручный выстанавливали на ближнем станке очередную заготовку.

— Ну и тяжеленная же бандура, — хрипло, изо всех сил наваливаясь на лом, пожаловался подручный. — Аж пупок развязывается, пока такую фиговину выставишь на меру.

— В войну не такие штуки ворочали вручную. Вот тогда действительно пупки развязывались… Вправо чуть скантуй… Так. И еще малость… Те времена с нонешними не сравнишь. Харч теперь другой.

— Разве дело в еде?

— И в еде тоже, когда ломиком ворочаешь. При такой работе, Женя, харч имеет первостатейное значение. Тебе такое не понять, да и слава богу.

— Автоматику нужно… Я недавно в журнале читал про станки с программным управлением. Мы здесь ломиками горбатимся, а там кнопку нажал — и будь здоров!