Весеннее равноденствие

Под его руководством пребывал косяк аспирантов, которые копытили институтские пампасы, вожделея о кандидатских степенях. Они донимали Бортнева планами, рефератами и просьбами о внеочередных отпусках.

Кроме того, над головой директора висело министерство, где было руководство, коллегия, могущественные референты, требовательные начальники управлений, отделов, подотделов, секторов и бюро.

Поэтому телефоны в директорском кабинете работали в режиме кассы предварительной продажи билетов в разгар курортного сезона, а поток людей в приемной был не меньше, чем в зале ожидания Курского вокзала.

Каждый день секретарша выкладывала на директорский стол две пирамиды входящих и исходящих бумаг, требующих подписей, резолюций, а иногда нудного разбирательства или проведения трудоемкой воспитательной работы.

При всем этом Бортнев был еще просто человеком, сорокапятилетним мужчиной с нерастраченной шевелюрой, умело повязанным галстуком и комплексом человеческих эмоций. Естественно, что у него имелись еще индивидуальные интересы и семейные обязанности. Ему надо было посещать парикмахерскую, встречаться с друзьями, уделять внимание супруге, наставлять подрастающего сына, добывать покрышки для собственной «Волги», читать периодическую печать.

И если Бортнев все же продолжал ходить по земле, принимать, хоть и не регулярно, пищу, носить галстуки и даже шутить, то это следовало отнести за счет изумительной биологической приспособляемости человека, обеспечившей его неведомым пращурам продолжение рода даже в дремучей таинственности мезозойской эпохи, когда на земном шаре безраздельно господствовали гигантские ящеры.

Бортнев имел быстрый и проницательный ум, позволяющий понять просьбу очередного посетителя по его внешнему виду, и неразборчивый почерк, скрадывающий смысл деловых резолюций и допускающий гибкое их толкование. Он умел разговаривать по двум телефонам сразу и обладал упругими ногами, позволяющими ему со скоростью гоночного автомобиля миновать собственную приемную и скрыться в неизвестном направлении.

Рослая и сановитая, секретарша директора была безгранично предана шефу. Обладая недюжинным житейским опытом и гибкой служебной совестью, она напоминала микробиолога, работающего с культурой активных вирусов. Сквозь тончайшие фильтры она процеживала посетителей, звонки, заявления и требования аудиенций. Она умела с замечательной достоверностью вводить в заблуждение насчет действительного местонахождения директора лиц, имеющих власть, тактично выпроваживать из приемной молодых сотрудников, претендующих на досрочное повышение заработной платы, и профессионалов-рационализаторов, ищущих научной поддержки для получения очередного вознаграждения по усовершенствованию делопроизводства. Она с женской чуткостью успокаивала законных супруг работников института, апеллирующих к директору в связи с наметившимися разногласиями в семейной жизни, а также осуществляющих периодические проверки сроков окончания вечерних заседаний культсекций, внеочередных научных конференций и экстренных собраний профактива.

Поэтому доктор технических наук Бортнев руководил, жил и даже занимался иногда научными исследованиями в области строительной механики, где был известен как специалист по теории решений пространственных статически неопределенных систем. Строительную механику Василий Петрович считал самой важной отраслью строительной науки, обожал ее с юношеской страстностью, проверенной на устойчивость многими годами активной исследовательской деятельности.

Институт с момента организации специализировался на разработке технических проблем строительства. Но несколько лет назад начальство подкинуло Бортневу, как железного ежа доверчивому медведю, отдел экономических исследований. Кусок хлопотный, склочный и шумный.

Василий Петрович сидел в кабинете с отключенным прямым телефоном и слушал заместителя по научной работе, руководителя отдела экономических исследований, кандидата наук Лаштина, упитанного коротыша с профилем аристократа из обедневшего рода французских маркизов. У Лаштина была превосходная для малого его роста осанка, отлично сохранившиеся зубы и мощная, здорового розового цвета лысина, окаймленная, как гусарский кивер, меховой выпушкой.

В далекие времена голову Зиновия Ильича Лаштина наверняка украшала шевелюра, ибо никто не рождается на свет с готовой лысиной. Наверное, в юности у него были пышные кудри и рука любимой с нежностью прикасалась к ним, не подозревая о непрочности волосяного покрова на голове избранника. Но активная служебная и личная деятельность отгладили Лаштину до зеркального блеска прочную макушку, оставив, как сладкое воспоминание, мягкую выпушку на висках и на затылке.

Зиновий Ильич докладывал Бортневу о вчерашнем заседании у заместителя министра, где он имел честь представлять руководство института.