Весенняя коллекция

– Это что, швейцарский юмор, мсье Некер? Хорошо, что вы не упомянули молочный шоколад. – Джордан покачала головой и озорно на него взглянула. – Я могу продолжить. Например, шотландское ячменное виски со сливками – очень подходит, правда? Хотя настоящий ценитель ячменного виски не добавляет в него даже льда.

– Я хотел задать именно этот вопрос, – настаивал Некер. – Так что не уходите от ответа.

– А ответ такой – незачем тратить время попусту, пытаясь определить свой оттенок кожи, все равно его не изменишь. Но тем не менее хоть я и стараюсь не беспокоиться об этом, я всегда об этом помню. Вы можете подумать, что быть черным – значит просто быть черным, но оттенок кожи на самом деле имеет огромное значение. – Джордан старалась говорить откровенно, как говорила бы с собственным отцом, потому что чувствовала, что Некера не устроит меньшее.

– А почему? Чем светлее – тем лучше?

– Все не так просто, – продолжала Джордан, тщательно подбирая слова, – хотя, конечно, светлый оттенок предпочтительнее, особенно для женщины. Но, мсье Некер, дело не в реакции белых, гораздо важнее то, как к этому относятся другие черные. Черные так же, как и белые, замечают все отличия. Мне отлично известно, что, когда на меня смотрит черная женщина, она думает о том, с кем спали мои бабки и прабабки. То есть то, как я выгляжу, указывает на то, сколько во мне крови белых. Так всегда бывает, когда дело касается расы, мсье Некер. Когда меня разглядывает другой черный человек, я понимаю, что он осуждает всех моих предков. Но и я сама задаю себе те же вопросы. Кто были эти белые предки? Любили ли они моих черных предков или просто пользовались ими? Наверное, мое семейное древо было очень ветвистым, но я никогда об этом не узнаю… Это печально, горько и обидно.

– Я даже не задумывался…

– Большинство людей не задумываются, – ответила Джордан. – Я совсем не собиралась выступать с такой речью.

– А теперь расскажите мне о своих родителях, – попросил Некер. – Расскажите, как вы росли.

– Мой отец – кадровый военный, полковник Генри Дансер. Он с блеском закончил Академию Вест-Пойнт и понял, что армия станет ему родным домом, если он не будет нарушать правила. Он человек жесткий, авторитарный и помешанный на карьере. Он настоял на том, чтобы я закончила колледж, и только после этого разрешил мне работать, но перед тем, как я подписала контракт, он разузнал все про агентство «Лоринг», а потом добрых два часа расспрашивал саму Джастин. Ему не нравится, что я манекенщица. Из меня хотели сделать воспитанную и образованную девушку, настоящую гордость семьи. Моя мать целиком посвятила себя отцу – она видит в нем будущего генерала, и, возможно, она права. Сегодня она полковничья жена, а в один прекрасный день станет генеральской, и она мечтает о том, что я тоже стану женой военного, а меня тошнит только при мысли об этом.

– А что в этом такого ужасного?

– Ох уж эти швейцарцы! Мне нужны возможности, а не страховой полис. Я жила в девяти военных городках, я знаю, что такое дисциплина, знаю, как понравиться жене начальника, и не хочу иметь с этим дела.

– Вам это кажется унизительным?

– Нет, скорее скучным. Там все завязано на подчинении и умении нравиться тем, у кого в руках власть. Если бы я вышла замуж за подающего надежды черного офицера, которого бы одобрили мои родители, моими подругами были бы жены офицеров того же звания. И мы всю жизнь вместе поднимались бы по служебной лестнице, приглашали бы друг друга в гости, обменивались бы кулинарными рецептами, если, конечно, один из мужей не пошел бы резко на повышение или, наоборот, задержался бы в каком-нибудь звании, тогда жене пришлось бы обзаводиться новыми друзьями. Только представьте себе такое!

– Чересчур регламентированная жизнь, даже для швейцарца, – рассмеялся Некер.

– А жизнь черных вообще очень регламентирована. В колледже моей соседкой была потрясающая девушка по имени Шарон Коэн. Мы часами разговаривали о том, каково быть еврейкой и каково быть черной. Она как-то сказала, что хотела бы однажды представиться Джордан Дансер, чтобы никто не понял, услышав ее имя, что она еврейка. А я сказала Шарон, что хотела бы пожить неделю в ее обличье и узнать, как ты себя чувствуешь, когда тебя не относят к определенной категории в ту самую минуту, когда ты входишь в комнату, то есть еще до того, как ты назвала себя. И здесь Шарон было нечего мне возразить.

– А с кем вы общаетесь? – осторожно спросил Некер.

– В колледже я встречалась только с черными парнями, честно говоря, так мне было проще. Мне не надо было быть постоянно настороже – ведь в кампусе все всем известно. Теперь я хожу на свидания с кем мне захочется. Проблема не в этом. Вопрос в том, что я буду делать, когда стану старше, когда моя карьера манекенщицы закончится. Мне надо позаботиться об этом уже сейчас, – сказала Джордан, – а не лет через шесть-семь.

– Но те же проблемы стоят перед всеми манекенщицами, вне зависимости от того, белые они или черные.