— Я не поняла… Я решила, что вы охранник, — сказала она. — Спасибо, что вы так быстро сориентировались.
— Нет-нет! Не благодарите меня. Я даже не представлял, что она… в таком состоянии, — ответил он, взглянув на Тинкер. — Все моя вина, даже эта бедная девочка, все моя вина — и приз, и конкурс, все! Я не должен был… вынуждать вас приезжать в Париж, придумывать предлоги. Это был нечестный ход и непростительный, но, когда вы вернули мои письма нераспечатанными, я уже не понимал, что хорошо, а что нет, я был готов на все. Мне просто необходимо было увидеть вас, иначе моя жизнь теряла всякий смысл.
— Но зачем, зачем вам надо было встречаться со мной, ведь прошло столько лет? — сказала Джастин как могла равнодушно. Она пыталась, но не могла забыть слова, которые он сказал Тинкер несколько минут назад, слова, исполненные такой горечью и болью, что у нее сердце разрывалось.
— Вы — мое дитя. Я не знал о вашем существовании, но, когда узнал…
— Где вы были, когда я родилась? — Она должна была задать ему этот вопрос, хотя бы в память о покойной матери, что бы ни говорил Эйден.
— Так далеко от вашей матери, как только мог. Я был презренным трусом. Без стыда и совести. Я был тогда молод, но нет мне оправдания. Никакого. И этого уже не изменить.
— И все же вы хотели меня увидеть? Почему? Чтобы рассказать мне о том, что я уже знаю?
— Я надеялся…
— Вы надеялись?
— Знаю, я не имею права ни на что надеяться. И все же, признаю, как это ни глупо, но я надеялся. Я надеялся на то, что, быть может, у меня есть шанс познакомиться с вами, узнать, счастливы ли вы…
Некер беспомощно покачал головой — он никак не мог найти нужные слова.
— Я хотел дать вам… Что я мог дать вам? Дать вам хоть что-нибудь, сделать вас счастливой, если вы несчастны, просто узнать, какая вы, спросить, не перестали ли вы из-за меня доверять мужчинам, объяснить вам, что не все мужчины такие негодяи и не стоит судить о них по мне, хотел…
— Сыграть роль отца, — медленно сказала Джастин.
— Да! Именно так! Сыграть роль отца! Глупая идея, но — тем не менее. Признаюсь, играть роль отца, иметь дочь, быть отцом собственной дочери — ты представить себе не можешь, как я хочу этого, как мечтаю об этом… даже сейчас. Но я наконец все понял. Если ты не хочешь иметь со мной ничего общего, Джастин, — что ж, я приму это. И больше не буду тебя беспокоить.
— То есть решение за мной?
— А ты сомневаешься?
— Нет, не сомневаюсь, но… но уже слишком поздно.
— Я не понимаю.
— Я хочу… хочу сыграть роль дочери, — сказала Джастин едва слышно. — Не спрашивай, почему. Просто хочу.
— Джастин…
— Я просила не спрашивать, почему, — сказала Джастин, с трудом сдерживая слезы.
— Не буду. — Некер старался держать себя в руках. — Больше ни слова об этом. Но показ заканчивается через несколько минут, и мне надо будет объявить, кто станет лицом «Дома Ломбарди».
— Ты? А не Марко?
— Марко? Никогда! — презрительно ответил Некер.
— Ну и?
— Джордан и Эйприл. Обе. Ты довольна?
— На равных условиях?
— Естественно.
— Ты войдешь в историю!
— Нет, это они войдут в историю.
— Бедняжка Тинкер. — Джастин посмотрела на спящую девушку. — Я слышала, что она сказала про «Богиню» — по-видимому, этот подлец дал ей какой-то наркотик. Но она не создана для подиума. Простить себе не могу, что отпустила ее в Париж… Я знаю, что не могла бы ее остановить, но я должна была быть здесь и следить за ней. А я, я боялась тебя…
— Прекрати, Джастин, прекрати немедленно, — строго сказал Некер. — Этот сценарий не переписать. А сейчас — оставайся здесь, с Тинкер. Я пришлю тебе на помощь Фрэнки, а сам объявлю победительниц и вернусь, как только смогу.
— Любишь командовать? — с вызовом спросила Джастин.
— У тебя есть предложения?
— Пожалуй… нет.
— Итак?
— Я не хотела сказать, что это плохо — уметь командовать. Знаешь, Жак, — или как ты хочешь, чтобы я тебя называла? — хватит спорить, у тебя сейчас других дел полно. Слышишь, они аплодируют, невеста, наверное, уже вышла на подиум. Это овация! Умоляю тебя, иди скорее!
Жак Некер встал, обнял Джастин, и слезы текли по его лицу.
— Значит, ты считаешь, что я люблю командовать, да, дочка? Тогда зови меня папой. Один-единственный раз я прошу, чтобы последнее слово осталось за мной. Больше это, наверное, никогда не повторится.
27
— Доброе утро, мсье Ломбарди! Какой успех! — Секретарша Некера захлебывалась от восторга — еще бы, ведь она говорит с героем дня. — Мсье Некер примет вас немедленно, только закончит разговор по телефону. Примите мои искренние поздравления! Сегодня утром весь Париж говорит только о вашей коллекции. Она восхитительна!
— Благодарю вас, мадам, но ведь весенние показы только начались, — скромно ответил Марко. — Что еще покажут другие модельеры? Я просто рад, что мои модели понравились.
— Понравились? Да все просто в восторге! Все первые полосы парижских газет! И какая замечательная идея выбрать двух девушек… По-моему, просто невозможно решить, какая красивее.