Весенняя красавица (ЛП)

— Твои зубы, — тихо ответила она, и у нее задрожали губы. — У тебя все еще клыки.

И впрямь. В следующий миг их не стало.

— Если они тебе не нравятся, я не стану их удлинять.

— Не нравятся…? — от непонимания между ее бровей пролегла морщинка. — Нет. Просто я думала, что мы сняли проклятие.

— Его не снять, — грубо ответил я. — Лекарства не существует, — да и существуй оно, я не хотел его принимать. Разве что если бы Кора попросила. Исцеление походило бы на отсечение половины души.

Но ради Коры я бы пожертвовал чем угодно.

— В таком случае…что произошло? Как ты перестал быть чудовищем и вернул самообладание?

— Просто теперь мне не с кем бороться. Я и есть зверь, — я изо всех сил пытался объяснить то, чего сам не понимал. Я лишь чувствовал. — Мы с ним разделяли душу и сердце. Были одним целым, разломленным надвое. Пока ты не соединила нас. Теперь мы больше не две половины. Мы едины.

Кора долгое время безмолвно разглядывала меня.

— Все это немного странно, — я кивнул в ответ. — Как и волшебные ожерелья, — обняв меня за плечи, Кора улыбнулась. — А твои клыки смотрятся сексуально.

Я оскалился.

— Нет, не такие длинные, — возразила она и восторженно рассмеялась, когда я вновь их втянул. — Теперь спроси меня.

У меня перехватило горло от эмоций, и я решился.

— Кора, ты выйдешь за меня замуж?

— Если я соглашусь, ты отпустишь меня? — серьезно спросила Кора.

— Нет, — поклялся я.

— Тогда «да», — она радостно улыбнулась.

— Я люблю тебя, моя красавица Кора, — тихо прорычал я и стер ее улыбку пламенным поцелуем.

Прошло гораздо меньше часа, прежде чем она снова кончила.

Эпилог

Кора

Четырнадцать месяцев спустя, первый день (или ночь) лета…

В окна спальни лился серебристый свет полной луны. Я дремала в нашей постели и ожидала возвращения Гидеона, пока жалобные крики не стряхнули с меня остатки сна.

После рождения Лукаса — появившегося на свет чуть раньше срока в день зимнего солнцестояния — нас всегда прерывал несвоевременный плач.

Улыбнувшись, я накинула на нагое тело шелковый халат и пошла к сыну. В мягком свете ночника я увидела оборотня восьми футов ростом², склонившегося над колыбелью и охранительно качавшего полугодовалого ребенка в огромной руке.

— Если наш сын плачет, это не означает, что ему больно, — пояснила я зверю. — Так что можешь угомониться. Скорее всего, он просто намочил подгузник. Или проголодался.

Взгляд ярких зеленых глаз опустился к моей груди, и острые клыки обнажились в волчьей усмешке.

— Плохой зверь, — пожурила я и, осторожно забрав Лукаса, повернулась к пеленальному столику. — Ему нужно сменить подгузник. Но ты, наверное, уже и сам учуял.

Смех вырвался из его груди грохочущим рыком. В то время как я заботилась о ребенке, Гидеон тихо подкрался ко мне сзади. Огромное тело за моей спиной источало тепло, словно печка. Овевая меня горячими выдохами, зверь склонился и лизнул мою шею.

— Веди себя прилично, — прошипела я, задрожав от наслаждения.

И он успокоился, пока я не уложила спящего сына в колыбель. Огромными руками зверь ухватил меня за бедра и крепко прижал к своей груди. Через тонкий шелк халата я чувствовала свидетельство мужского возбуждения — огромное и длинное, по-прежнему слишком большое для меня. Но зверь всегда добивался желаемого, поэтому сорвал с меня одежду и, протиснув руку к влаге между моих ног, мозолистым пальцем потер чувствительный клитор.

— Гидеон, — выдохнула я, цепляясь за его предплечье.

В ответ он голодно зарычал и еще крепче прижал меня к широкой груди.

— Отпусти, — дыхание вырывалось из моего рта прерывистыми вздохами. Зверь лишь оскалился, сверкнув белоснежными клыками. — Отпусти, — настояла я, — и я разрешу тебе за мной побегать.

Зверь обожал наши игры. А я обожала то, что происходило, когда Гидеон меня ловил.

Хотя на самом деле они были одним и тем же человеком. Я чувствовала это всем своим существом. Одно сердце, одна душа. Кем бы ни был зверь, он не появился извне. Он был освободившейся частью души Гидеона.

Но зверь никогда не отпускал меня легко. На этот раз он лишь на миг отступил, чтобы схватить меня за талию и поднять. Огромные мышцы его рук бугрились, и я просто висела перед ним. Сквозь марево возбуждения я посмотрела вниз в родные зеленые глаза зверя, с волчьей усмешкой потершегося носом о блестящие завитки у меня между бедер.

Он лизал меня. Лизал. И лизал, проталкиваясь шершавым языком между влажных складок к припухшему клитору. Я могла лишь ладонями заглушать вскрики и беспомощно извиваться в огромных руках. По окончании моего оргазма зверь осторожно поставил меня на дрожащие ноги.

— Беги, жена, — прорычал он мне на ухо.

И я побежала к нашей спальне, зная, что мне дали фору. Так же, как в детстве. Однако победить я не смогла.

Я прыгнула на кровать, и зверь поймал меня в воздухе, но на постель со мной упал уже Гидеон. Сначала я смеялась, затем стонала в экстазе, когда он раздвинул мне ноги и глубоко вошел в мои тугие ножны, растягивая их изнутри.