Весенняя лихорадка

В раздевалке Лиггетт вызвал звонком дворецкого и договорился о получении денег по двум чекам. Клубное правило запрещало обналичивать в день чек больше, чем на двадцать пять долларов, но Лиггетт проставил на них разные даты, и дворецкий, который проделывал это уже много раз, дал ему пятьдесят долларов. Лиггетт потратился на Глорию, потом оставил ей шестьдесят долларов и оказался без гроша. Он знал: Эмили сочтет странным, что он истратил так много за один вечер.

Лиггетт заказал хайбол[5] и, готовясь выпить, с удивлением подумал, что заставляет его быть таким чутким к Эмили, хотя он был уверен, что должен испытывать нежелание видеть ее. Однако видеть жену ему очень хотелось. Недоумевал, что заставило его поцеловать Рут руку. Он давно уже не делал этого и никогда не целовал ей руки так горячо и непроизвольно. Раньше это входило в их игру, где Рут изображала кокетливую девицу, а он — деревенского простака. Лиггетт направился в ресторан, где сидели остальные.

Он подошел прямиком к Эмили и поцеловал ее в щеку.

— Ого, кое-кто выпил хайбол, — сказала она.

— Кое-кому был необходим хайбол, — ответил Лиггетт. — Кое-кто страдал с похмелья и очень в нем нуждался. А как остальные? Коктейль, дорогая?

— Я нет, — ответила Эмили, — и, думаю, девочкам тоже лучше ничего не пить, если они собираются играть в теннис. Давайте сделаем заказ.

— Бифштекс, — сказала Рут. — А тебе, Рэнди? Бифштекс?

— Да, пожалуйста.

— Мы все хотим бифштекс, — заявила Рут. — Ты хочешь, Фрэнни, так ведь?

— Я нет, — откликнулась Барбара, младшая дочь Лиггетта. — Для острячки-самоучки это не важно, но вот как раз бифштекс я не хочу. Джули, если предпочтешь что-то другое, скажи. И ты, Фрэнни. Мама, ты хочешь бифштекс?

— Нет, дорогая, пожалуй, я съем отбивную. Гарри, это займет много времени?

— Минут десять, миссис Лиггетт. Может, сперва хотите супа? К тому времени, когда съедите суп, отбивная будет готова.

— Папа, тебе бифштекс? — спросила Рут.

— Да. Для начала коктейль с томатным соком. Рут, ты не против?

— Нисколько. Мы решили? Маме отбивную, мисс Барбаре отбивную, Рэнди отбивную. Папе бифштекс, Фрэнни бифштекс, и мне бифштекс. Гарри, запомнил?

— Да, мисс Лиггетт. Как насчет овощей?

— Принеси побольше, — сказала Рут.

Пока шел разговор о заказах, Лиггетт смотрел на Рут и думал об Эмили. Эмили — сейчас он не вспоминал об этом — сохранила губы, нос, подбородок, осанку и до некоторой степени цвет лица, которые раньше делали ее красивой, но красота была уже в прошлом. Это лишь заставляло задумываться, почему она стала невзрачной женщиной с хорошими чертами. Глаза, разумеется, меняли дело. Они выглядели так, будто она часто страдала от головной боли, хотя ничего подобного не было. Эмили явно была очень здоровой.

Лиггетт смотрел, как Эмили действует руками: разворачивает салфетку, касается, не меняя позы, столового серебра, складывает приборы. При этом она наблюдала за своими жестами. Увидев это впервые, Лиггетт удивился. Он не помнил, чтобы Эмили смотрела на неподвижные руки, как поступала бы, если бы тщеславилась ими. Она словно проверяла их умелость, их аккуратность. Это было просто частью ее образа жизни.