Весенняя сказка

– Ах, господи, да умоляю вас, не злитесь так, Левочка, ну да, наказала, то есть нет, я только хотела наказать, но потом раздумала… – немного путаясь, стала оправдываться Дарья Михайловна, которая и без того уже с самого утра чувствовала себя почему-то виноватой. – Понимаете, только хотела!.. Но Иринка так плохо спала всю ночь и так бредила, что я испугалась за нее и сейчас же утром предложила ей идти вместе со мной. Но, представьте, она сама отказалась, и я никак не могла уговорить ее, вот ведь какая упрямая девочка, так и осталась одна дома. Да бледная, хмурая такая сегодня, молчит все, просто не знаешь, как и быть с нею, я и решила лучше не принуждать ее, пусть остается, если хочет!

– Это вы напрасно, душечка, напрасно! – укоризненно заметила бабушка. – Вам бы не следовало оставлять ребенка одного в таком настроении!

– Бабушка, позвольте, я сейчас сбегаю за Иринкой и приведу ее сюда? – предложил Лева, которому уже давно не сиделось на месте.

– Да, да, голубчик, – согласилась бабушка. – Я и то хотела предложить тебе, приведи-ка ты ее сюда поскорее, мне тоже недостает сегодня моей Иринки!

– Ах, бабушка, да куда же вы усылаете его, ведь мы собирались на лодках кататься! – воскликнула Лиза.

– Разве вы не понимаете, милая барышня, что наш принц соскучился без своей дамы сердца? – решил подразнить ее Замятин.

– Но, может быть, ему просто захотелось в куколки поиграть, – в свою очередь язвила Милочка.

– А почему бы и нет, вот именно в куколки, – с вызывающим видом обратился к ней Лева. – Уверяю вас, Людмила Сергеевна, что иногда фарфоровые куклы бывают куда интереснее живых: положим, те и другие одинаково глупы, но зато первые, по крайней мере, только глупы, между тем как вторые часто и злы к тому же!

Лева отыскал свою фуражку и, не прощаясь, быстро вышел из комнаты.

Иринка сидела на низенькой скамеечке около кровати и, печально опустив голову, по-прежнему думала все одну и ту же свою неотступную, грустную думу.

Девочке представлялась столовая бабушки, наполненная народом. Много, много собралось там гостей сегодня, и Лева тоже с ними.

Но вот входит мама.

«А где же Иринка?» – спрашивает бабушка, но мама молчит, ей совестно за свою Иринку, а Лева ничего не спрашивает, он уже догадывается, что Иринка наказана и что она злая, гадкая девочка!..

И наконец мама рассказывает правду! И все гости, и Лева сразу узнают, почему она сидит одна дома, и Лева уже больше не любит ее и теперь больше не придет к ней! Никогда, никогда!

Иринка так увлеклась, что последнее слово произнесла вслух трагическим тоном:

– Никогда!!!

– То есть что, собственно, «никогда»? – неожиданно раздался над ее головой знакомый голос.

Иринка испуганно подняла голову. В дверях детской стоял Лева и с насмешливой улыбкой смотрел на девочку.

– Что «никогда»? – повторил он. – Позвольте полюбопытствовать, сударыня: почему это вы не соблаговолили явиться сегодня на именины к нам?

«Почему, почему! – думала девочка. – Разве это легко сказать – почему?! Лева, очевидно, еще ничего не знает, он по-прежнему шутит с нею, но когда он узнает… тогда…» О, ей было совсем не до шуток теперь!

Иринка опустила голову на руки и горько заплакала. Худенькие плечики девочки вздрагивали под ситцевым красным передничком. Лева с нежностью глядел на плачущего ребенка, и его сердце было переполнено самым искренним возмущением против тех, кто осмелился незаслуженно обидеть его дорогого Жучка.

«Жестокие, бессердечные!» – думал юноша, но старался казаться веселым. Прежде всего ему хотелось поддержать и успокоить девочку.

– Иринка! – проговорил он. – Если ты будешь так плакать, то кончится тем, что и я заплачу, а тогда и Машутка, пожалуй, заревет, и у нас в комнате будет настоящий потоп!

– Ах, ты ведь еще не знаешь, ничего не знаешь, Лева! – сквозь слезы проговорила девочка. Ей, право, было не до шуток!

– Извините, пожалуйста, сударыня, я прекрасно все знаю и даже нарочно пришел, чтобы с вами переговорить об этом!

Иринка подняла к нему испуганное, заплаканное лицо.

– Ты знаешь? Что ты знаешь?

– Я все знаю! – делая ударение на слове «все», объявил Лева. Он нарочно забегал вперед, желая как можно скорее избавить ребенка от необходимости неприятных признаний. – Я все знаю! – повторил он. – Я знаю, что ты отдала свою куклу Машутке, что Машутка, как и следовало ожидать, сейчас же выколола ей глаза, и что твоя Надя временно ослепла!

– Не временно, а совсем, навсегда ослепла! И это я нарочно, нарочно сделала, ты не знаешь! – Иринка опять заплакала.

Лева чувствовал, что нужно переменить тон.

– Ирина! – проговорил он решительно. – Я сейчас же уйду, если ты не перестанешь плакать. Терпеть не могу слез! И затем встань, пожалуйста; невозможно говорить с человеком о деле, когда он сидит где-то под ногами, поворачивается спиной и к тому же еще все время ревет!

Иринка вытащила носовой платок и принялась усердно тереть глаза.

– Ну вот и прекрасно, давно бы так. А теперь иди сюда и изволь слушать! – все так же серьезно продолжал Лева. – Сейчас будет разбираться твое дело, ты подсудимая, а я судья.