Весенние игры в осенних садах

– Ну так ведь за «говно»! Не позволено мне такие слова употреблять. А ведь так иногда хочется! Знаете, что я вам по секрету скажу, не слушайте вы эту дурковатую Роксолану. Баба без мужика умом трогается. Прежде меня воспитывала только моя жена, а теперь, когда сестрица ее поселилась, обе на мозги капают. Иногда мне даже шальная мысль на ум приходит: а не подсыпать ли отравы?

– А почему бы вам ее по-мужски не ублажить?

– Это как?.. Юродивую эту?

– А почему бы и нет? Задница у нее так и просится.

– Вы полагаете, это поможет?

– Сами ведь говорите, что баба без мужика с ума сходит.

– Но так она еще целка!

– Ну и что? Хотя я весьма сомневаюсь. Возможно, мужика она и не имела, но за столько времени могла давно это сокровище обесценить – если не пальчиком, так огурцом.

– Да что вы говорите? Полагаете, она могла удовлетворить себя огурцом?

– А чем плох огурец? Да не берите вы это в голову, отдерите ее так, чтобы на стены лезла. В милицию она не пойдет. Увидите – ей это понравится.

– Полагаете?

– Гарантирую! И еще попросит.

Его глаза загорелись, и я уже видел, как мозг напрягся, разрабатывая атентат на невинность золовки. Жаль, что я не увижу этой экзотической сцены. С удовольствием попридержал бы за ноги.

– Однако посоветуйте… должен ли я что-нибудь сказать ей прежде, чем приступить к изнасилованию?.. Что-нибудь, знаете ли, эдакое, приятное… ну, может, поцеловать?

– Не тот случай. Лучше обходиться без слов. А то ведь начнете разговоры, расслабитесь, а она поднимет вас на смех – и вся недолга. Уж лучше украдкой подойти к ней сзади, повалить на пол…

– А не лучше ли на кровать?

– Послушайте, пан Роман, вы в своей жизни кого-нибудь насиловали?

– Нет, а что?

– Ну, так слушайте и запоминайте. Насиловать на кровати гораздо сложнее, ведь кровать пружинит, а женщина может подкидывать, и тогда бывает очень трудно удержать равновесие. Тогда как пол – идеальное место для того, чтобы взять женщину силой. Руки ее заводите за спину и удерживаете левой рукой оба ее запястья. Правая ваша рука остается свободной. И что вы делаете ею?

Пан Роман тряхнул головой и мужественно изрек:

– Буду щупать сиськи.

– Так вот: правой рукой срываете трусы. Одним резким движением. Р-раз – ив дамках. Ведь дамы без трусов теряют волю к сопротивлению. Вся их сила в исподнем. Ваша золовка – это такой тип бабы, которая сама желает, чтобы ее взяли силой. Можете даже слямзить ей по физии.

– А перед тем врежу стакан с перцем…

– И все испортите. Дохнете на нее, и она решит, что не страсть движет вами, а горилка. Тогда она будет сопротивляться до последнего. И ни за что не поддастся. Советую вам не только не пить, но и не наедаться.

– Ага, выходит, я должен насиловать ее натощак?

– Определенно! С набитым животом завалить такое важное дело – раз плюнуть.

Он снова задумался, а я втихаря радовался, что мне удалось его расшевелить, разбудить в нем настоящий азарт, раздуть в его душе искру забытой страсти.

– А что, черт возьми, протру ей сажу! – потер ладони. – Жаловаться не будет. Послушайте, а скажите мне по правде, вы уже мою Лидку ну, это? – Я усмехнулся. – Э-э, да о чем я спрашиваю! – махнул рукой. – Ясно, что за пальчики вы уже давно не держитесь. А мне не жалко. Ей-богу, не жалко.

Наконец появились женщины с пышным вишневым тортом и кофе. Старик был уже изрядно на подпитии и то и дело игриво подмигивал золовке. Та важничала, надувала губы и, похоже, собиралась с мыслями, чтобы разродится новой тирадой. Лида села возле меня, и ее рука легла на мое колено.

– Пан Юрко, – отозвалась тетя Роксолана, – наш народ много страдал, кто только не разорял его, кто только не унижал… и он все превозмог. И вот теперь, когда можно обо всем этом писать, вы пишете про… про… про тот ваш…

– Блудень и роскошницу! – хохотнул пан Роман. – О-о, это незабываемо…

Гневные взоры обеих сестер пригвоздили старика, и он опустил голову.

– Итак! – продолжала тетя. – Вы пишете такое свинство, какого наша литература никогда еще не знала. И не только литература. Наш народ воспитан в традициях чистой любви и целомудрия. В его языке не существует нецензурных слов.

– Говно! – сказал старик.

– Ромка, прекрати! – перепуганно кудкудахнула пани Мирося.

– А че прекрати? – не сдавался он. – Ежели это слово нецензурное, то покажите постановление, где об этом сказано. А ежели оно цензурное, то не имеете права запрещать мне пользоваться им.

– Я имею в виду другие слова, – сказала тетя.

Лидина рука поглаживала мне ногу.