Весенние игры в осенних садах

Девушкам эта идея понравилась, и мы свернули на Томашев. В мотеле мы устроили такую пьянку-гулянку, что наутро я ни в зуб ногой не помнил, что вытворял с Лидой ночью. Во Львов мы приехали к обеду следующего дня.

Глава пятая

1

С Лесей оказалось все слишком легко. Вся ее семья зачитывалась мной и готова была сплавить Лесю, только бы иметь возможность приглашать меня на свои обеды. Я приходил и чувствовал этот праздничный семейный оргазм, я балдел от того, что, судя по всему, меня читают здесь не только в кровати, но и в туалете, причем не только до, но и после. Ее сестра, я в этом почти уверен, млея над «Житием гаремным», томно ласкает себя: у нее такие длинные пальцы. Если бы мне взбрело в голову расстегнуть ширинку и продемонстрировать свой балык, выложив его на тарелку зеленого салата, это вызвало бы только секундное замешательство, а дальше – восхищение, упоение, сплошной восторг. Видно было, что мое присутствие раскрепощает их, они начинают вдруг рассказывать какие-то срамные анекдоты, сыпать двусмысленными шутками и проперченными остротами. Лесин отец то и дело подмигивал мне, словно находясь со мной в тайном сговоре и, что удивительно, старался делать это напоказ, чтобы все увидели эти его свойские подмигивания.

В этом доме меня не читала только Леся. Впрочем, она вообще мало что читала. Брала у меня умные книги, чтобы повысить свой интеллектуальный уровень, и возвращала их не прочитанными. С очаровательной непосредственностью сама признавалась мне в этом. Однажды рассказала, чего боится больше всего: мышей, крыс, жаб, собак, раков, мухоморов, преданий о злых духах, огня, уродцев, цыган, детей из пробирки, грома и молнии, града, нищеты, болезней, старости, больницы, кладбища, морга, глубины и высоты, самолетов, лифтов, ржавчины и битого стекла… На самом деле перечень был в три раза длиннее, но это все, что я запомнил.

К сексу у Леси была полнейшая апатия. Имея прекрасное тело танцовщицы и нежный щебечущий голос, она была лишена малейшего желания заниматься сексом. И в то же время делала это искусно. Она отдавалась покорно и с очаровательной непринужденностью, дозируя свою страсть ровно настолько, насколько я в ней нуждался.

Когда она приезжала ко мне и оставалась на несколько дней, я почти не замечал ее, она была тихая, как мышка, погруженная в себя, в свои вышивки-рукоделья, мы могли часами играть в молчанку, и что интересно – это меня устраивало, это именно то, что мне тогда было нужно: иметь рядом теплое, податливое тело и брать его, когда только пожелаю. И стоило мне подойти к ней и слегка обнять, как она сразу же откладывала вышивку, молча улыбалась, давая понять, что знает, чего я хочу, поднималась из кресла, чуть сонными и в то же время соблазнительными движениями сбрасывала халат и ложилась на диване, заложив руки под голову. Ее длинное худое тело не нуждалось в особых прелюдиях, ощупываниях, поглаживаниях, ласках, Леся разводила ноги, согнутые в коленях, так, чтобы я увидел ее чернавку во всей красе, и я входил в нее сразу, ведь она в любой момент была теплой и влажной, она такая, словно кто-то уже разогрел, завел ее, пробудил в ней страсть, и оттого Леся принимала меня с улыбкой, и неизменная эта улыбка не сходила с ее лица, пока продолжался любовный наш акт. Леся не знала, что такое оргазм, и все мои старания добиться от нее большего выражения страсти, нежели меланхолическая улыбка, заканчивались ничем. В конце концов я прекратил эти попытки возбудить ее, я смирился с тем, что она не будет подо мной ахать и стонать, сладострастно взбрыкивать, предлагая те или иные позы, и я брал ее, сосредотачиваясь лишь на своих ощущениях и собственном удовольствии.

Леся преимущественно молчала. Иногда, словно прислушиваясь к переполнявшей мой дом тишине, она спрашивала у меня:

– О чем ты думаешь?

Обычно я уходил от ответа, и она воспринимала мое молчание как должное. Наводя в доме порядок, все расставляла по местам. И была настолько наивна, что думала, будто у книг и рукописей тоже непременно есть свое место, и она находила его там, где подсказывала ей интуиция. Жаль, что подсказки эти всегда были ошибочны. Весь мой гардероб она старательно развешивала. Казалось, что если бы у меня была деревянная нога, то и она красовалась бы на вешалке.