Весенние каникулы Дьявола на Лазурных берегах

Кто-то из непосвященных скажет: «Мистика!», но на самом деле в тот год Красного Петуха Вадим Бездомный, дойдя до ручки, «совершенно случайно» глотнул едкой кислоты, используемой обычно для прочистки унитазов, и ему от нее стало так плохо, что почему-то вновь захотелось просто жить на земле. Но на его беду главная управляющая конюшнями, а в прошлом его подружка, Софи, увидев своего конюха за работой в расслабленном состоянии, явно испугавшись крыс, вызвала санитарно-эпидемиологическую службу. Профессиональные специалисты-эпидемиологи, прибыв на место, от души обработали высококачественным крысиным ядом все жилое помещение, где проживал в то время Вадим, и попутно все его помидоры с макаронами. А он, не ведая того, продолжал выгребать конский навоз из боксов и лишь месяц спустя после визита специалистов по борьбе с грызунами совершенно случайно узнал от кого-то, что все это время беспечно проживал в отравленном помещении и питался исключительно продуктами, отравленными старопроверенными ядами.

Поэтому мне лично так называемое дело Скрипалей из Солсбери 2018 года с его чудесным выздоровлением отравленных русских в свете событий на конюшне Танерон 2005 года не кажется таким уж и чудесным! Ведь, если наш доходяга Вадим Бездомный выжил после потребления маленькой рюмочки кислоты, способной растворить застарелый мочевой камень, а потом еще приняв на закуску невероятное количество крысиного яда, то наши хорошо подготовленные русские шпионы-перебежчики могли запросто переварить целое ведро ультрасовременного яда «Новичок» и при этом даже не пукнуть.

Да, много чего накопилось в голове и в желудке Поэта Бездомного, но я, уже явно забегая вперед, вернусь к освещению событий, имевших место в конце марта, то есть в начале 2005 года, названного китайцами годом Красного Петуха, и продолжу повествование… Справедливости ради, я так же вынужден признать то, что последний мой разговор по телефону с вечно несчастным прототипом Поэта Бездомного стал той последней каплей, что переполнила чашу моего воистину дьявольского терпения и буквально вынудила меня вынудила меня придать его жуткую историю огласке.

Итак, минуло приблизительно три года с тех пор, когда Вадим Бездомный внезапно пропал из вида, и, увидев его живым, но явно нездоровым на пороге церкви, Борис, чуть было не подавившись непрожеванным куском курицы, во все горло крикнул ему:

– Вадим… Кудряво-Малевич!

Но, по всей видимости, он слегка перестарался, ибо его когда-то отработанный командный голос так испугал Поэта Бездомного, что у того голова по уши ушла в плечи, и бедняга со страхом стал озираться по сторонам. Но, наконец-то уткнувшись бегающим крысиным взглядом раскосых глаз в Бориса, он расплылся в широкой татарской улыбке.

– С каких это пор татары бегают по православным церквям? Тебе что, мечетей мало понастроено? – Эта явно неудачная мысль посетила голову Бориса, но так как он никогда не фильтровал базар, то, не задумываясь, выдал ее Вадику, что явно задело того за живое, и он сходу вспылил:

– Я белорус!

На что Борис ответил ему в примирительном тоне:

– Люди говорят, что если русского человека хорошо наждачной бумагой потереть, то обязательно татарин прорисуется, а белорусов и тереть не надо…

Эти слова почему-то подействовали на Вадика Бездомного успокаивающе, и он, осторожно приблизившись к Борису, все-таки присел рядом с ним на краешек скамейки и сходу выпустил наружу свою душевную боль:

– Уволил меня мой чертов кавказец! Подчистую, но, слава богу, позволил жить на конюшнях.

Борис, срочно скорчив скорбную мину, сочувственным тоном спросил бедолагу:

– Как так уволил и за что? Ты ведь такой правильный, услужливый… слова плохого не скажешь…

И Вадик, смахнув с небритой скуластой щеки набежавшую скупую слезу, печальным голосом поведал свою горькую судьбу:

– Да поехал я вместе с нашим управляющим Марком Тирелем встречать хозяина в аэропорт, и на дороге в пробку попали. А мой хозяин, наехав на меня публично да еще и в нецензурной форме, рассказал мне все, что вообще про меня думает, а я ему в ответ так и сказал:

– Если не нравлюсь, то увольняйте меня к чертовой матери! Вот он меня и уволил! Зря я, наверное, чертову мать помянул? Вот и иду к Боженьке, чтобы грехи свои замаливать и свечку Николаю Угоднику поставить. Авось полегчает.

Борис знал, что Вадик Бездомный был круглый сирота и его воспитали в культурной белорусской семье, и поэтому большую часть своей жизни он провел в Минске и, стало быть, имел законное право считать себя белорусом. И это несмотря на поразительное сходство его затылка с тем, что был у Челубея, воспетого кистью известного художника Михаила Авилова. Точно так же один знакомый музыкант Ваня, негр из оркестра Иностранного легиона, взращенный в семье московских музыкантов, мог по праву называть себя русским человеком. От нечего делать Борис решился более тщательно расспросить своего бывшего сослуживца по существу дела и, зайдя издалека, как бы нехотя спросил: