Весенние соблазны

Тень отступила. Спряталась, скрылась, уползла в норы души. Остался только человек, которого я люблю. И я не хочу бежать от него в ночь, подняв свою обиду, как знамя. Не хочу возвращаться во дворец княгини. Не хочу, чтобы хоть кто-то знал о нашей ссоре.

— Ты тоже прости, — шепчу я, уткнувшись в его шею. — Мне не стоило флиртовать с Риэном.

Муж вздыхает:

— Это уж точно. Нашла ухажера! Этот парень любит все, что шевелится. Ты хоть знаешь, что на Эмайн Аблах не осталось ни одной не осчастливленной им девы?

— Про тебя говорят то же самое.

— Гриска с два! Я всегда был разборчив, — он снова заводится при воспоминании о сцене на террасе. — Радость моя, я понимаю, что тебе нравится кружить головы, но будь добра, выбирай объект для своих чар тщательнее. Или сеньорите так хочется, чтобы братец увековечил это рандеву в очередной писульке?

Я — героиня скабрезного романчика?!

Эта мысль приводит в ужас.

— Ничего не было!

— У Риэна богатая фантазия.

— Но почему?! Он же знает, что я — твоя жена.

Он улыбается грустно и чуть устало, целует меня в висок.

— Потому же, почему ты с ним обнималась. Азарт и нежелание думать. Раньше мы частенько ухлестывали за одними и теми же девушками. Иногда на спор.

— Прости. Это было очень глупо. И… мне стыдно, правда. Ну, не злись. Пожалуйста!

Снова вздыхает:

— Я не злюсь. Не на тебя.

— Не будешь устраивать сцену ревности и крушить мебель?

Теплая улыбка. Настоящая. Больше всего я люблю его таким — открытым, близким, чуть уязвимым. Моим!

— Как в дешевой пьеске? Нет, пожалуй, воздержусь.

Поцелуй в уголок губ. И еще один — чуть выше, чтобы стереть суровую складку меж его бровей.

— Как я могу заслужить прощение?

Элвин ухмыляется. В его глазах снова пляшут лукавые искорки, которые мне так нравятся.

— «Служить за прощение»— это к святошам. Мое дело — грешить и сбивать с пути истинного честных квартерианок.

— О, вы жестоки, мой лорд, — подхватываю я предложенный тон. — Никакой епитимьи? Никакой надежды на искупление? Я-то надеялась: вы накажете меня, избавив тем самым от чувства вины и мук совести.

В глазах моего мужчины загорается опасный огонек.

— Наказааать, — тянет он предвкушающим тоном, пока его палец очерчивает контур моих губ. — Мммм, какая замечательная идея, сеньорита.

Мне внезапно становится жарко.

— Я не это имела в ви…

— Раздевайся! — приказ в голосе, как щелчок кнута.

Делаю шаг назад и замираю. Возбуждение накатывает откуда-то снизу живота, расходится по телу, заставляя вздыбиться каждый волосок на теле.

Пауза все тянется и тянется. Воздух вокруг, кажется, нагрелся. Я отступаю еще на шаг, к самой стене. Подчиниться? Спорить?

— А если «нет»? — в моем голосе звучит вызов. — Что тогда?

— Увидишь.

И снова напряженная, заполненная ожиданием тишина. Я понимаю, что хочу увидеть все, что обещает мне этот тон и этот взгляд.

— Тогда нет!

Он настигает меня уже на лестнице. Короткая безнадежная борьба. Я сопротивляюсь почти по-настоящему. Элвин перекидывает меня через плечо и несет в спальню, чтобы швырнуть на кровать.

Руки клещами перехватывают запястья, нога вторгается меж коленей.

Долгий, безмерно долгий возбуждающий поцелуй. Я отвечаю жадно и распутно, выгибаюсь, распятая в его руках, трусь о него всем телом, как кошка. Он отстраняется, нависает надо мной, словно раздумывая, что сделать дальше.

— И это все, что я должна была увидеть? — насмешливо спрашиваю я.

Дразнить его увлекательно и немного страшно.

— Это только начало.

Он сводит мои запястья, легко удерживая их вместе одной рукой. Ощущаю кожей неприятный холод металла — этого плена не вырваться.

Тихий шелест покидающего ножны кинжала.

Я смотрю снизу вверх, тяжело дыша. Возбуждение мешается с испугом. Он не причинит мне вреда, но до этого в наших играх не было места заточенной стали.

Лезвие обрезает шнур, удерживающий полог, и занавес падает, отделяя нас от прочего мира. Элвин наваливается сверху, тянет меня за руку, чтобы привязать к столбику. Я шиплю, царапаюсь и отбиваюсь уже всерьез, прекрасно сознавая бессмысленность подобной борьбы.

Это знание мешается с вожделением. Я жду, я почти жажду, чтобы он сломил мое сопротивление. Потому что иногда мне нравится чувствовать себя беспомощной и покорной.

Осознание его власти пьянит сильнее любого вина.

— Так-то лучше.

Мои запястья примотаны к столбикам кровати. Мы оба тяжело дышим, на его щеке алеет свежая царапина. Я не хотела!

Он почти касается губами моих губ, я тянусь навстречу, впиваюсь в его рот, пускаю в ход зубы. Снова поцелуй, жадный, но короткий. Элвин отстраняется. Руки медленно, по-хозяйски гладят меня сквозь одежду, и я изгибаюсь, подчиняясь этой ласке. Хочу ощутить его прикосновения обнаженной кожей.

— Ты такая злючка. Может, оставить тебя здесь, чтобы подумала о своем поведении?

Смотрю на него в притворном гневе.

— Развяжи меня!

— Как можно? Мы же только начали.

— И как ты меня разденешь?

— О, это совсем не сложно.

В поле зрения снова появляется лезвие. Слышу треск ткани, холодная сталь плашмя касается кожи, и уже ничто не стесняет дыхания. Секундное сожаление по поводу испорченного платья.

— Я любила этот роб!

Его глаза смеются: