Весенние ветры

— Ключевое слово: 'нам', - сверкнул глазами пленник. — Всегда знал, что нельзя обличать властью магов. Если бы господин Теодор вовремя прислушался ко мне, то ничего этого не было, а Вы, Советник, понесли бы заслуженное наказание.

Рандрин рассмеялся:

— Ну и глупец ты, Отолор! Наказание… Да я спасение для этого королевства! Чуть что, твои любимые консулы, поджав хвост, бежали ко мне, и я каждый раз вытаскивал их из дерьма, в которое они умудрялись вляпаться. Но благодарности не видел. Ты не находишь разумным, что пришло время, и мне это надоело? Но Консулат был слеп, закостенел и не желал перемен. Он хотел править, но не нести ответственность. Нужен ли королевству подобный паразит? Их не стало — и что, что-то изменилось, так ли они были нужны? Так что кончай свою демагогию по поводу мести за поруганную республику! Так и скажи, что виной всему личная неприязнь.

— Да, провались ты к демонам, я тебя ненавижу! — Отолор резко подался вперед, грозя опрокинуть стул. — При Теодоре у меня было все, а кто я теперь — обыкновенный мелкопоместный дворянин!

— Как мелко, Отолор: деньги, старые обиды… За сколько ты фрегойям продался? Надеюсь, не продешевил?

Зара и не заметила, как отец принял облик э-эрри.

Арестованный хотел что-то возразить, новая порция желчных слов уже сорвалась с его языка, когда он увидел глаза герцога. В его собственных промелькнул страх, но было уже поздно: синева наполнила все пространство радужки, подавила волю, полностью подчинила себе.

Отолор сидел с открытым ртом, резко побледневший, с расширившимися зрачками, а Рандрин считывал нужную информацию из его мозга. Прошла минута, другая, и бывший помощник консула начал кричать, замотал головой, пытаясь разорвать связь, но хватка э-эрри железна.

По губам Советника скользила улыбка, он упивался реакцией своей жертвы, чьи глаза стали цвета раскаленного полуденного неба.

Резкий, судорожный вскрик — и голова Отолора безвольно падает на грудь, тело сотрясают конвульсии.

— Предатель! — сквозь зубы презрительно бросил герцог и встал. Он снова принял человеческое обличие, но Зара почти физически ощущала исходившие от него волны опасности. Ощущала не только она — солдаты прижались к стенам и испуганно провожали взглядом фигуру сюзерена.

В дверях Рандрин обернулся и приказал:

— Привести в чувство и этапировать в Айши.

— Так он жив? — девушка сама не узнала своего голоса. Она тоже боялась смотреть на вроде бы близкого и знакомого человека.

— Я не настолько глуп, чтобы позволить чувствам взять вверх над разумом. Его будут судить за измену и публично казнят. Так и быть, просто отрубят голову. Его дружок-фрегой так просто не отделается.

Зара невольно снова опустилась на стул и искоса взглянула на недвижное тело Отолора. Он был бледен, глаза навыкате, видны молочные, в алых прожилках сосудов белки. Над ним склонился один из солдат, вроде, щупает пульс.

Взгляд снова скользнул на Рэнальда Рандрина. Что она знает о нем и знает ли что-то вообще, кроме того, что записано в Гербовнике? Кого она называет отцом? У него сейчас такие глаза, такое выражение лица…Как с консулами. Может, это и есть его истинный облик, проскальзывающий в обыденной жизни лишь в холоде кристаллов синевы в глазах? Жесткий, безжалостный, скорее не человек, а демон. В ней ведь тоже временами проскальзывает что-то такое, а в нем же течет чистая кровь. И он умеет убивать взглядом — одно это многое говорит об его личности.

Но как тогда быть с той нежностью, которая временами скользит в его глазах? Советник ведь умеет беспокоиться, переживать… 'Но, опять-таки, не так, как положено', - с горькой усмешкой подметила девушка.

— Зара, что с тобой? — звук его голоса вывел ее из состояния болезненной задумчивости. — Пойдем, нам здесь больше нечего делать.

Зара неохотно поднялась и, стараясь не оглядываться, вышла вслед за отцом.

— Солнышко, в глаза мне посмотри. Больно не сделаю, просто хочу понять, что такого страшного ты обо мне подумала.

Они остановились посреди коридора, напоминавшего слепую кишку: ни одного окна, заканчивается тупиком, ни единого украшения, только камень и редкие двери. Герцог взял дочь за руку — она непроизвольно дернулась. Вздохнув, он приподнял ее подбородок, так, чтобы ее взгляд пересекся с его взглядом.

— Не надо тратить на меня силы, я и так расскажу.