-Я видел в городе довольно много взрослых здоровых мужчин из, как вы их называете, завоевателей. Разве они не должны взять в руки оружие, когда городу угрожают вражеские армии?
-Может, у вас в Нерберии все так и бывает. Здешние, северные миакринги далеко не так воинственны, как триста лет назад, когда они завоевали нашу страну. Кто-то готов сражаться, кто-то не готов. Конечно, если враги пойдут на приступ, то им придется выбирать, но сейчас, когда враг еще далеко от стен города, они не спешат браться за оружие. Может, многие еще не верят.
-А ардены, значит, верят?
-Ардены видят. И мы привыкли спать с мечом под подушкой.
Трактир был уже рядом. На всей набережной, сколько я ее видел вперед, не было ни души, лишь где-то у самих ворот на мосту двигался над мостовой огонек факела.
-Аэлевит...
-Спрашивай, - она обернулась, выжидательно глядя на меня снизу вверх.
-Тебя удивит мой вопрос... - я чувствовал себя, как юноша на первом свидании, и ничего не мог поделать с дрожью в голосе.
-Тогда не спрашивай, - она улыбнулась, откинула капюшон, и локоны золотых волос рассыпались по ее плечам. Я наклонился, обнял ее за плечи и поцеловал, и она ответила на мой поцелуй, обняла меня за шею...
Чуть позже - или вечностью позже, не могу точно утверждать, - я где-то на краю восприятия услышал разговор, мимо протопали чьи-то сапоги, голоса притихли, а потом, когда они отошли, один из голосов выдал что-то умное насчет того, что целоваться можно в любую погоду и в любом месте...
-Наверное, мы все же не пойдем в трактир, - сказала она, отстраняясь. Глаза ее блестели, и даже в темноте был заметен румянец на щеках. - Скажи посыльным, что я ушла в ратушу, пусть ищут меня там. Завтра утром я пришлю за тобой карету, и мы поговорим. Иди же, лекарь наверное пришел и ждет.
-Ты так и не назовешь меня по имени.
Она провела кончиками пальцев по моей щеке.
-Не назову. Ты должен выжить. Иди.
Я смотрел, как она, накинув обратно капюшон, быстрым шагом уходит в сторону городских ворот, и думал, что с впечатлениями у меня на сегодня, пожалуй, перебор.
Вымытый и сытый Рав (он требовал, чтобы его называли Равераэх, но произнести это имя правильно среди всех солдат моего отряда могли только миакринги, и я решительно воспротивился) выглядел уже не тем заморенным волчонком, который вчера переступил порог трактира. Он по-прежнему всех дичился и обычно сидел в одиночестве у камина. Ему постоянно было холодно. На мой вопрос он ответил, что в Кагонисе сейчас уже лето, и хочется постоянно сидеть в воде, до того жарко... он там жил, оказывается. Впрочем, в остальном, что касается своей прошлой жизни, Рав был немногословен. По его словам, из Гириса, где они с сестрой были в услужении у кого-то из завоевателей, их выгнала война, с тех пор он скитался в холмах Эверин, а последние две недели прожил в Скейре. Да, на улицах. Да, его били другие беспризорники. Нет, только давал сдачи или терпел побои, если их было слишком много. Или убегал. Да, своим мечом он владеть умеет. Кто? Отец учил. Тебя не касается, где мой отец. Нет, по ушам не хочу. Кто? Не знаю, где она. С завоевателями была, когда видел ее в последний раз. Нет, не с миакрингами - с южанами.
В Скейр Рава привезли рыцари - это я выяснил, когда в трактир явились несколько новых борцов за справедливость. Они вернулись из холмов Эверин, где по-прежнему оставались еще не добитые южане, которые почему-то не желали убираться обратно на юг после полученной ими трепки, которой я был свидетелем. Отряды арденов, эйториев и миакрингов кружили рядом с лагерем армии графа Гисса, не оставляя в покое ни днем, ни ночью, но те на этот раз неплохо укрепились и держали оборону крепко.
Одним из новоприбывших оказался довольно молодой рыцарь, занимавший, однако, довольно высокое положение среди эйторийских всадников. Таивис приветствовал его, как равного, и я заинтересовался. Лицо у молодого эйтория светилось восторгом, глаза сияли, и в целом от него исходило ощущение жизнерадостности и уверенности в завтрашнем дне.
Еще у него было странное оружие для ближнего боя: молот. Я о таком даже и не слышал никогда. Эта кувалда у него на поясе была цельнокованой, с длинной рукоятью, и вся покрыта неизвестными мне рунами.
Однако спросить его насчет оружия я не успел. Молодой рыцарь углядел Рава, сгорбившегося у камина, и нахмурился.
-Вернулся, побродяжка? - спросил он на миакоранском, которым для удобства тут пользовались все. Правда, миакоранское наречье эйториев было ломаным, с кучей незнакомых мне словечек. Насколько я успел выяснить, эйтории говорили на диалекте южных миакрингов, местного они просто не знали - не бывали раньше на севере Арденави, из-за арденов кстати. Что-то там в далеком прошлом не поделили.
Рав вскинулся, замер в напряженной позе, глаза его рыскали по сторонам - опять стал похож на волчонка. Правильно говорят: сколько волка не корми, а все равно в лес сбежит.
Первым опомнился Тирвали, выступил вперед и заслонил собой Рава.
-Он с нами, - просто сказал мой племянник, глядя на эйтория.