— Что вы, Инга Андреевна! — обиделся Макар. — Честертон — не чтиво, а детективная литература.
На лице Репьевой явственно отразилось, что она думает о детективной литературе вообще и о Честертоне, в частности.
— Да-да, — поддержал парня Горошин. — Зря вы недооцениваете этого писателя. Мы с Макаром недавно беседовали за обедом о нем и пришли к выводу…
— Расскажете мне о своих выводах в другой раз, пожалуйста, — попросила Репьева. — У меня много дел.
— Конечно-конечно, — смутился Анатолий Иванович. — Я только хотел сказать, что не хуже Эдгара По… хотя куда более надуманно… как мне кажется…
Он окончательно смешался и виновато взглянул на Илюшина.
— Большое спасибо, — улыбнулся тот, забирая книгу. — Потом обсудим, хорошо?
— Обязательно! — горячо заверил его Анатолий Иванович. — Жду, когда вы прочтете.
— Хороший мальчик этот Макар, — мягко сказала Безинская, когда за Илюшиным закрылась дверь. — Славный и умный.
— Присматриваетесь? — не сдержалась Инга Андреевна.
Рюшка радостно хихикнула из своего угла.
— У него и без меня все получится, — пожала плечами Маргарита Анатольевна. — К тому же я предпочитаю брюнетов.
— Ну, значит, за мальчика мы можем быть спокойны, — удовлетворенно подвела итог Репьева и нежно улыбнулась Безинской.
Спустя час после окончания обеда Анатолий Иванович Горошин вернулся в офис. Когда он входил в кабинет, лицо у него было счастливое и одновременно чуточку встревоженное. Едва не споткнувшись на ровном месте, Горошин вышел на середину комнаты, заговорщически оглядел своих дам и театральным шепотом объявил:
— Купил!
Вид у него был такой возбужденный, что даже Инга Андреевна поняла, о чем речь.
— Подарок! — взвизгнула Людочка. — Ой, покажите, покажите, вдруг мы решим, что вашей жене он не понравится! Тогда мне подарите!
Окружив Горошина плотным кольцом, четыре женщины смотрели, как он достает из-за пазухи длинную бархатную коробочку. Анатолий Иванович открыл ее, и Людочка с Олей ахнули. На черном бархате лежало ожерелье из белого золота — переплетающиеся ветки, на которых поблескивали капли.
— Ну как? — встревоженно-обеспокоенно спросил Горошин.
— Очень красивое, — проговорила Безинская, проглотив замечание о том, что такое ожерелье подходит Вере Михайловне как корове седло.
— Бриллианты? — выдохнула Рюшка.
— Бриллианты, — вздохнул Горошин, разглядывавший ожерелье с не меньшим восхищением, чем женщины. — Весь годовой бонус на него ушел, да еще и то, что я с сентября откладывал из зарплаты. Но изящно, правда?
— Правда! — хором подтвердили три дамы, не сводя глаз с украшения. Одна промолчала.
— Жду не дождусь, пока банкет закончится, — признался Горошин. — Баловство, конечно, все эти ваши драгоценности, но так хочется жену порадовать! Сорок пять лет… Эх!
Он вздохнул о чем-то своем, вынул ожерелье из коробочки и, оглядевшись, взял со стола плотный бумажный конверт, в который и опустил сверкающую змейку.
— Зачем так? А как же коробочка? — удивилась Оля Земко.
— Не нравится она мне, — поморщился Анатолий Иванович. — Безвкусица, по-моему — бархат, черный… У меня дома уже припасен футляр, в него и переложу.
Он отвернулся и спрятал конверт с ожерельем в портфель. Дамы постояли, чувствуя себя немного обманутыми, а затем разошлись по местам.
Дверь снова распахнулась, и к аудиторам заглянула секретарша Анжелика.
— Девочки! — нараспев позвала она. — Только вам, по секрету: привезли торт! Вы себе не представляете… Двухэтажный, с башенкой наверху!
Оля Земко и Людочка живо вскочили с мест. Маргарита Анатольевна, поколебавшись, пошла за ними.
— Инга Андреевна, а вам неинтересно, что Вересаев заказал на этот раз? — спросил Горошин между делом.
Репьева высокомерно взглянула на него.
— Всю жизнь не была зевакой и не собираюсь начинать меняться, — отрезала она. — К тому же торт выставят на банкете, а уж увижу я его на два часа раньше или позже, роли не играет.
Анатолий Иванович согласно кивнул.
— С осени будут искать новую секретаршу? — спросил он спустя пару минут, не отрывая взгляда от документов.
— С чего вы взяли?
— Мне показалось, Анжелика Романовна… э-э-э… готовится стать мамой. Разве нет?
— Мамой? — переспросила Репьева, вызывая в памяти образ секретарши. — Вы хотите сказать…
Но Горошин уже погрузился в работу, и невысказанный вопрос Инги Андреевны, не от начальника ли понесла девица, не заметил. Подумав, Репьева поднялась с места.
— Пойду, пожалуй, пройдусь, — объяснила она, хотя в этом не было необходимости: Анатолий Иванович сосредоточенно перерывал бумаги.
— А? Да-да, — рассеянно отозвался он. — Конечно.
Инга Андреевна неторопливо вышла из кабинета и припустила на первый этаж, в банкетный зал, где дамы восторгались тортом.
После возвращения в кабинет ни о какой работе речи идти не могло: вид сказочного торта с розовым замком из творожного крема окончательно настроил всех на нерабочий, праздничный лад.
— Вересаев противный, — говорила Людочка, подкрашивая ресницы перед зеркалом. — Столько калорий! Я поправлюсь на два килограмма!
— В вашей фигуре, милая Люда, два килограмма ничего не изменят, — сообщила ей Инга Андреевна.