Весенний марафон

Восьмое марта прошло кисло. С утра Катерина с Дашкой ходили поздравлять бабушку и получать подарки от дедушки – старшее поколение неукоснительно блюло традиции. Мужья – один бывший, другой чужой – прислали подозрительно одинаковые эсэмэски. Несколько скрасил однообразие Женя Бабин, ближе к вечеру впавший в форменную истерику по поводу исчезновения супруги и явившийся потребовать отчета от Катерины. Она исправно хлопала глазами, пожимала плечами и разводила руками, то есть проделывала все, что полагается в данном случае, хотя, конечно, знала, где Светка. Но докладывать ее никто не уполномочивал.

Вечером Дашка смотрела телевизор, а Катерина читала какой-то детектив из современных, в нем действовали закомплексованный олигарх и юная красотка, тоже закомплексованная, но небогатая и работящая. За бедной девушкой, кстати, журналисткой, гонялся изощренный убийца, а девица никак не могла взять в толк, какого черта ему надо, потому как на самое дорогое сокровище порядочной девушки он как раз и не покушался, а больше у нее ничего не было. Через сто шестьдесят страниц мелким шрифтом убийца получил шиш с маслом и был сдан почему-то в ФСБ службой безопасности олигарха, а сам олигарх, уступая настойчивости писательницы, вдруг понял, что «если он немедленно не заполучит ее всю, целиком», то у него в голове что-то лопнет. При чем тут именно голова, Катерина не поняла, зато выросшая в детдоме девица оказалась в конечном итоге куда богаче олигарха, получив наследство в виде коллекции подлинников Рубенса и Тициана, острова, замка и еще кое-чего по мелочи.

Катерина закрыла книгу и затосковала. Ее грызла зависть. Завидовала она не бедной коллеге, ставшей-таки владелицей Тициана и законной супругой сексуально активизировавшегося олигарха, а писательнице Капустиной, которая – Катерина специально посчитала – написала уж двадцать восемь романов про девушек и олигархов (правда, однажды журналистка влюбилась в небогатого иностранца, который после свадьбы все равно оказался лордом и медиамагнатом, а еще раз – в оперуполномоченного уголовного розыска, но у него олигархом был папа, а в милиции мужик работал исключительно из подростковой вредности). Катерина точно знала: она могла бы писать не хуже этой Капустиной. Все говорят, что у нее легкое перо, а уж сюжеты так и лезут под руку, и никакой всеобщей мобилизации олигархов объявлять не надо. А ведь Капустина была еще из лучших, Катерина ее от безделья почитывала, тогда как других давно уже покупать перестала, потому что всякому безобразию есть предел. Вот наваяет она книжек штук двадцать, получит кучу денег, будет по утрам спать, пока не надоест, – вряд ли писатели обязаны являться по утрам в издательство на планерки), потом станет пить кофей и стучать себе на компьютере про жизнь олигархов… Вот ведь привязались! Да про того же Васю можно запросто написать. Или про Ральфа Уилсона. Или про ту женщину из общаги. Ни тебе сидения в кабинете, ни досылов, ни беготни по городу за всяким чихом из уст учредителей их замечательного издания или за знаменитостью, широко известной в узких кругах.

Нет, совсем размечталась Катерина, она сама стала бы раздавать интервью. Она говорила бы красиво и понятно, не перескакивая с пятого на десятое, и не стала бы просить прислать ей текст на подпись – зачем унижать человека недоверием, пусть пишут, что хотят, от нее, знаменитой и, главное, высокооплачиваемой писательницы, не убудет.

– Ма-м, я есть хочу! – оторвала ее от всесторонне приятных мыслей Дашка. – У нас есть что-нибудь?

– От бабушки блины с мясом принесли же, – без энтузиазма откликнулась горе-мамаша. – Погрей в микроволновке.

Еще посидела, вглядываясь в прекрасное далёко, но оттуда никаких сигналов не последовало, и Катерина с тяжким вздохом поднялась с дивана, на котором так славно мечталось.

– Ладно уж, давай я на сковородке разогрею, с маслом. Вкуснее будет…

Возня со сковородкой и чайником взбодрила Катерину настолько, что ей пришла в голову гениальная идея. Она была человеком деятельным по натуре и очень любила анекдот про некоего субъекта, который решил, что поверит в существование высших сил, если выиграет в лотерею. Прождал всю жизнь напрасно и возроптал: «Видно, нет тебя, Господи!» И услышал усталый голос свыше: «Мужик, купи лотерейный билет!» Лотерейных билетов Катерина не покупала, и никакая халява к ней отродясь не липла – проверено. Разве что однажды на фуршете она взяла с подноса бутерброд с красной икрой, а к нему прилипла вся икра с нижнего бутерброда. Но это был, пожалуй, единственный случай крупного везения, все остальное Катерина получала исключительно «по заслугам». Поработала на выборах – купила шубку, написала буклет для «Уралгаза» – съездила в Париж, работа в журнале позволяла ей не брать взаймы за неделю до зарплаты, а теперь она еще и телепрограмму согласилась вести – мамочки мои!