Весенний марафон

Очнулся Василий в медпункте. Вокруг него суетилась врачиха Алла Борисовна, а рядом, нервно ломая руки, сидела Олечка, и глаза ее были полны слез. Василий пошевелил руками и ногами и слабо улыбнулся.

– Все цело? Вам повезло! В рубашке, можно сказать, родились, – басом говорила врачиха. – В миллиметре буквально упал! А у вас просто шок был.

– Вася! Какое счастье! – вскрикнула Олечка и упала ему на грудь.

Кажется, он видел что-то подобное в каком-то спектакле, подумал Василий и обнял ее слабеющей рукой. О том, что было дальше, он никогда потом никому не рассказывал и сам старался не вспоминать. Вечером он поехал к Олечке, они хорошо посидели, выпили винца, она – для храбрости, он – для куража (хотя на него рюмка действовала, как на другого – стакан, но слишком уж Олечка была не в его вкусе) и перебрались в спальню. Олечка, как выяснилось, жила одна в двухкомнатной, если не считать двух сумасшедших кошек, которые моментально возненавидели Василия.

…И Василий ничего не смог.

Такое было с ним впервые в жизни. Олечка умирала от смущения, даже странного в ее возрасте, и плакала, закутавшись с головой в одеяло. Едва попадая в штанины и рукава, Василий кое-как оделся, не в силах вымолвить ни слова, и ушел. Дома у брата он так же молча, не отвечая ни на какие вопросы и стараясь не смотреть на Верку, собрал свои вещи и, как только открылось метро, уехал на вокзал. Он умел быстро принимать решения и выполнять их, не отступаясь.

В два ночи он уже сидел в плацкартном вагоне поезда «Москва – Барнаул». В ста километрах от Бийска, в поселке с красивым названием Быстрый Исток жил его армейский друг Витек Карнаухов, который давным-давно окончил медучилище, работал фельдшером в районной больнице, знался с шаманами и всегда говорил, что «у них на Алтае климат и травы такие, что выздоравливают даже покойники». Василий именно так себя и чувствовал – как покойник, потому что проклятый штанкет, не искалечив его физически, напрочь убил морально.

Продолжение все-таки следует

Катерина ничего этого, конечно, не знала, да и дела ей до Василия никакого не было. Во-первых, ее задевало то, что режиссер Урванцев оказался прав, а она, Катерина, – ничего не понимающей в жизни и в мужской психологии наивной дурочкой. А во-вторых, заставлял досадливо морщиться тот эпизод в московской гостинице, о котором она старалась не вспоминать. Она вела себя опять же глупо, как заигравшаяся малолетка, а не как взрослая женщина, которая вполне могла бы подобную отнюдь не выходящую из ряда вон ситуацию свести к шутке, спустить, как говорится, на тормозах. А она разоралась, стала возмущаться… Да и Василий тоже хорош, выясняет потихоньку про ее личную жизнь у болтливой секретарши. Пропал, не мозолит ей глаза – и слава Богу.

У нее было полно куда более приятных мыслей и хлопот. Светка таскала ее по модным показам, как раньше она сама водила ее на выставки и премьеры. Олег сказал, что приедет не раньше, чем на майские праздники, а она должна будет морально подготовиться, подать заявление в ЗАГС и позаботиться о том, чтобы на этот раз было все, как полагается – то есть купить ему галстук во избежание конфликта с тещей. И даже кольцо ей подарил: неловко, прячась от Дашки, сунул в руку, когда они провожали его в аэропорту, буркнул что-то вроде: «Ты померяй, если маловато – отдай в мастерскую, что ли, там растянут. А вообще я с запасом купил. Не больно я в этих штуках понимаю». Кольцо Катерине понравилось, но пришлось все же отдать в мастерскую, а иначе, купленное «с запасом», оно сваливалось с пальца.