Весенний поток

— Торопятся они с восстанием... нельзя так, не можем мы одни, нашими слабыми полками, наступать на Кавказ. Надо ждать начала общего удара по Деникину, а он недалек. Тогда и мы двинем на Терек. — Киров что-то пишет в блокноте и говорит: — Надо сдержать их пыл, а то испортят все. К счастью, там во главе наших отрядов находится Николай Гикало — умница, храбрый, дальновидный большевик.

История с томиками стихотворений веселит его.

— Значит, случай с моим томским гимназистом пригодился вам? Помните, когда вы уходили, я сказал, что ум и хладнокровие для разведчика важнее всего? Так и вышло. Представьте себе, что вы, не придав значения письму этого прапора, тут же уничтожили бы его, ведь картина была бы иной. Вряд ли барынька Аристова выпустила бы вас из-под ареста только потому, что у вас Бодлер и Гумилев. Правильно сделали, что сохранили письмо.

Тут я, в свою очередь, смеюсь.

— Чему вы?

— Да, Сергей Мироныч, честное слово, ум мой здесь ни при чем, день — два я держал это письмо так, на всякий случай, а потом сунул его в книгу и вовсе забыл о нем.

— Значит, подтверждается старая теория — «его величество случай». Что же, случай для разведчика — великая вещь, надо только быстро оценить его и хладнокровно рискнуть, повернуть его так, чтоб он вывез тебя из трудного положения.

Мы долго сидим за чаем. Наконец Квиркелия, уже в третий раз, напоминает Кирову о том, что пора ехать в Реввоенсовет.

Сергей Миронович встает и, забирая лежащие на столе бумаги, говорит:

— Ну, располагайтесь рядом, в одной из комнат. Справа от меня живет предисполкома Соколов, а дальше по коридору свободно. Кстати, на этих днях я совсем ухожу отсюда, тогда вы и вселяйтесь в мою комнату. Она южная и самая теплая из всех. Сегодня ночью на заседании Реввоенсовета сделаю доклад о нашей закордонной работе, тем более что и от ставропольцев вернулись товарищи, ходившие к ним. Вы будьте на этом заседании, я скажу Самойлову, чтоб вас пропустили. Приготовьтесь к вопросам, так как командарм Бутягин очень интересуется зафронтовыми делами и будет вас спрашивать. В политотдел пока не ходите, ни с кем не встречайтесь, спите, лежите, отдыхайте.

Уже из дверей он говорит:

— Там для вас греют воду, так вы не стесняйтесь, мойтесь вовсю, а на окне под бумагой белье.

Несколько смущенный, я смотрю ему вслед. Внизу стучат отъезжающие дрожки.

Около одиннадцати ночи попадаю в Реввоенсовет. Самойлов ловит меня в приемной и, отведя в угол, говорит:

— Ну, с фронтов пока неважные вести. Почти везде белые наступают. Кое-где мы контратакуем их. Ты знаешь о том, что формируется экспедиционный корпус? — И, видя мое изумление, продолжает: — Да, в недалеком будущем будем готовы к прорыву на Кавказ. Ударим по Кизляру и Святому Кресту. — И уже совсем дружески шепчет: — Тебя в корпус назначают. Мироныч доволен твоей поездкой.

Слышится звонок, и Самойлов вводит меня в кабинет.

Заседание давно уже началось. За столом сидит командарм Ю П. Бутягин, веселый, подвижной, вечно куда-то торопящийся человек. Рядом с ним предгубисполкома Соколов. Возле него член Реввоенсовета В. А. Механошин — медлительный, с барскими замашками. В армии его не любят именно за эти черты. На диване, опершись ногами о стул, сидит Квиркелия. Начальник штаба Ремезов, седой, представительный, подтянутый, ходит у стены и, водя указкой по карте, заканчивает доклад.

В самом углу, на подоконнике, сидит Киров. Если в комнату войдет кто-либо из не знающих его в лицо людей, то никто в этом скромно сидящем, молчаливом человеке не угадает большевика Кирова, выдающегося организатора обороны Астрахани.

Сергей Миронович берет слово и в очень сдержанных, коротких фразах рассказывает то, о чем я утром докладывал ему. Затем он говорит о ставропольских повстанцах. Вскользь, еле уловимо, о нашем подполье, о связях с ним.

Мне нравятся его лаконичные, как бы литые фразы, но еще больше восхищает его сдержанная, конкретная осторожная информация. Говорит он недолго, но так, что картина нашей работы за линией фронта ясна всем присутствующим, и вместе с тем каждый понимает, что задавать вопросы излишне. Что нужно и что можно — сказано.

Ни для кого не секрет, что Киров любит, ценит и крайне оберегает дело своей разведки. Он сам ведет ее.

— Кизлярские камышане просят, — продолжает Сергей Миронович, — чтоб Реввоенсовет прислал к ним их бывшего командира, товарища Хорошева. Дело это чисто военное. Хорошев работает военкомом одной из бригад нашей армии.

Командарм кивает головой.

— Со своей стороны, могу лишь сказать: Хорошев — это лучшее, что можем им дать. Боевой, опытный, авторитетный человек и — самое главное — их прежний руководитель. В ближайших операциях корпуса при ударе на Кизляр камышане будут играть немалую роль, — говорит он.

— Совершенно согласен, — присоединяется член Реввоенсовета Соколов.

Начальник штаба Ремезов составляет и сейчас же читает приказ:

«Военкома первой бригады тридцать четвертой дивизии товарища Хорошева Александра Федоровича срочно откомандировать в распоряжение Реввоенсовета одиннадцатой».