Весенний шум

Он умел рассказывать. Просто, добродушно, безо всякой позы он мог рассказывать о чем угодно, смягчая шуткой остроту положения, если это нужно было. Маша живо представила себе фильм, о котором он рассказывал: большой американский город, небоскребы, улицы забиты машинами. В саду случайно познакомились юноша и девушка, они сразу сильно понравились друг другу. Они играли вместе в лотерее, катались на «чертовом колесе», слушали концерт, а теперь вот шли по улице домой. Надо было перейти дорогу, они розняли на миг руки, и случилось так, что перешла она, он не успел. Машины снова загудели, толпа окружила девушку, оттеснила куда-то в сторону, и они потеряли друг друга. Тщетно искал ее парень, — он даже не знал ее фамилии, а тем более адреса! Измученный этой потерей, он поднялся на лифте к себе на двадцатый этаж и упал на свою койку в страшной тоске. Как назло, за стеной кто-то завел патефон, и назойливая песенка раздражала его все больше. Не в силах выдержать, он вскочил, выбежал в коридор и без стука распахнул дверь соседней комнаты. Здесь он увидел за столом девушку, закрывшую лицо руками, — она плакала. Она подняла лицо, и тогда он увидел, что это та девушка…

— Когда я смотрел этот фильм, я почему-то вспомнил «Грозу» и вас год тому назад… И теперь, на нынешний смотр я шел с надеждой, что чудо может-таки произойти.

— А зачем вам чудо?

— Не надо злиться, — сказал Семен Григорьич нравоучительно. — Вы еще слишком молоды и многого не понимаете. В нашем городе живут миллионы людей, среди них очень много хороших и милых, но почему-то мимо всех проходишь спокойно, а увидишь одного, того самого, и остановишься… Разве вы не знали этого?

— Нет! — ответила Маша вызывающе.

— С вами это произойдет очень скоро. Вот увидите. «Ничего ты не знаешь, болтун! — подумала Маша. — Именно так и было, когда я увидела Сережу. Вот мы влюбились друг в друга, вот мы год ходили вместе, целовались… И что же? К чему пришли? Он стал ухаживать за какой-то «Пышкой»!»

Слушать Семена Григорьича надоело, хотя смотреть на него было приятно, как всегда бывает приятно смотреть на человека, которому ты помог прийти в хорошее настроение. Но, к счастью, уже подошли к дому, и Маша стала прощаться.

Он записал ее телефон и попросил разрешения позвонить. Он надеялся, что и в вузе Маша не бросит театр, а он, Семен Григорьич, познакомит ее с интересными театральными людьми…

Размышляя о новом знакомстве, Маша подумала, что сожалеть о нем не следует. Она, видимо, нравится этому человеку. Ну что ж, в такую тяжелую минуту ее жизни, как эта, невредно хоть на короткое время побыть в роли того, кто нравится, но сам остается равнодушным. Специально дразнить и мучить она никого не собирается, да и Семен Григорьич не из тех, кто даст себя в обиду.

Но Сергей, может ли Сергей оставаться безнаказанным? Можно ли терпеть такое унижение дальше?

Она писала целую ночь. Прежде перо подчинялось ей так хорошо, а сейчас… Начала обстоятельно объяснять все, что случилось, перечла и порвала на клочки. Какой-то судебный протокол с длинными выяснениями. Написала коротко — и снова уничтожила: нельзя после всего, что было, после такого сильного чувства — вдруг такую отписку — «все кончено!» Делили свои мечты, думы, планы, и вдруг… Но что, если это «вдруг» — для нее, а для Сергея это вовсе не «вдруг»? Может, в любви своей она ослепла и не замечала, что чувство ее совсем не взаимно?

Так или иначе, а Сергей крепко обидел ее, обидел на людях, демонстративно. О ее романе товарищи в фабзавуче не знали подробно, но конечно же ее не раз видели на улицах и набережных с этим глазастым парнем… А сколько раз они целовались на улице! Без страха, без осторожности целовалась она с Сергеем, потому что считала, что все это — единственное в жизни. Такого волнения, казалось, никогда не было и больше не будет. И вот сейчас надо все это уничтожить.

Она плакала, шла к крану умыться, возвращалась и писала снова. Получалось все-таки плохо. Тогда придумала выход: сняла со стенки его фотографию, вложила в конверт и надписала его адрес. Он поймет. Что ж, у нее хватит мужества на этот жестокий шаг. Она лишит себя удовольствия видеть его лицо, смотреть в его глаза… В них смотрит сейчас эта хохотушка, пустая глупая девица. Ну и пусть. Пусть мне будет хуже…

Утешения, успокоения Маша искала в экзаменах. Письмо было отправлено, ответа ждать не приходилось. Маша занималась ожесточенно, она уже получила «уд» на экзамене по математике и боялась, что не будет принята. В университете конкурс. Не хватало еще из-за сердечных дел потерять год, поломать все намеченные планы. Так может быть со слабой, беспомощной девушкой. А она ведь — новый человек, она станет достойной своего времени. В новой женщине главное — самостоятельность, независимость. Гордости побольше, Мария Борисовна Лоза, гордости побольше. Неужели ты поддашься тяжелым переживаниям и сорвешь свои экзамены?