Весенний шум

— Можно? — спросил голос хорошенькой женщины в розовой блузке. Опросив, она осторожно открыла дверь и, смеясь, подошла к Маркизову.

— Сеня, ты послушай… — начала она, заливаясь смехом. Маркизов прервал ее:

— Знакомьтесь: Маша Лоза, солистка самодеятельного коллектива. А это моя жена Лизонька, маленькая Лиса Патрикеевна.

Лизонька быстро пожала Машину руку и продолжала, захлебываясь, рассказывать о том, как ее уговорили купить необыкновенный жидкий сыр, какой он пахучий и, говорят, он сам по столу ползает… В доказательство она вынула из вишневой замшевой сумочки сыр в серебряной бумажке, и в комнате тотчас распространился острый запах. Лизонька хохотала, повизгивала от удовольствия и казалась совсем глупенькой.

— Слушай, забери эту гадость куда-нибудь подальше, — нетерпеливо сказал Семен Григорьич. — Не то я сам выкину. Всегда вы придумаете что-нибудь…

— Меня же разыграли, Сенечка, — смеясь, ответила жена и тотчас вышла со своей покупкой.

— Я сразу подумала, что у вас большая семья, — сказала Маша, когда Лизонька вышла. — Прочитала на звонке «Маркизовы» — и подумала.

— Вы ошиблись. Нас всего двое, я и она, — Семен Григорьич показал на дверь. — К сожалению, всего двое.

«К сожалению? А разве не от тебя зависит, чтобы вас было хоть десятеро?» — подумала Маша, но сказать не решилась.

Жена Семена Григорьича больше не появлялась в комнате, пока он сам не позвал ее и не спросил, готов ли чай. В этот момент послышались два звонка, и в комнате появился тот самый актер ТЮЗа, который когда-то произвел на четырнадцатилетнюю Машу очень сильное впечатление. Их познакомили.

Конечно, все это были известные в городе люди, остроумные и приятные в обществе. Но все же с ними было непривычно, несвободно. Маша то и дело опасалась, что скажет глупость, напряженно следила за своими словами и смущалась. Она была почему-то в центре внимания, хотя говорили не о ней. Но это внимание не было тем вниманием к человеку, какое всегда проявляли и Сергей и Оська. Это было внимание к молодой девушке, вызывавшее у Маши какое-то ей самой не ясное чувство обиды: они любовались в ней далеко не лучшим, что она имела, они замечали ее наружность, ее молодость, но не делали попыток добраться до ее внутреннего мира.

Несмотря на уговоры Семена Григорьича и Лизоньки, Маша ушла довольно рано. Шла домой и думала: такая красивая жена, а он ухаживает за другими… Почему? И почему эта Лизонька нисколько не проявляет тревоги или огорчения, замечая эти ухаживания? Привыкла? Или у них так принято?

Поразмыслив над своим отношением к Маркизову, Маша заключила: не влюблена нисколько, но видеть его приятно. Приятно сознавать свою, неизвестно откуда возникшую власть над ним. Убеждаешься лишний раз в собственной силе. А ей сейчас так важно было набираться силы, откуда угодно!

Через неделю Семен Григорьич снова позвонил ей и пригласил «на шашлык». На этот раз в гостях у Маркизовых был еще и поэт с маленькой испуганной женой. Поэта недавно похвалили в вечерней газете, и он вел себя так, словно отведал славы, узнал ее вкус. Маша не знала его фамилии и его стихов, и ей было странно, что так по-детски счастлив и доволен человек, прочитавший о себе хвалебную статью в газете. Он совсем не стеснялся этой похвалы, он принимал ее как должное.

Шашлык жарили в голландской печке на углях. Лиза приготовила несколько железных прутьев с наколотой на них бараниной и луком, прутья по очереди совали в печку, и баранина шипела, капая салом на березовые угли. Это было забавно.

На столе появился графин с ярким рубиновым вином. Семен Григорьич налил и Маше, но она решительно отодвинула рюмку. Она не пьет вина!

Красивый актер и Лиза стали уговаривать Машу, стыдить ее, упрашивать. Семен Григорьич молчал, а когда они приутихли, он наклонился к Машиному уху и сказал шепотом:

— Совсем отказываться не принято, но вы не пейте все, а только пригубите. Им я буду подливать, а вы пейте весь вечер одну рюмку. Вино очень легкое.

И Маша согласилась. Они переглянулись с Маркизовым, как заговорщики, и Маша присоединилась к тосту. «А все-таки он считается с моими привычками», — благодарно подумала она о Маркизове.

Поэт пил много, лицо его испуганной жены становилось все более тревожным. Лизонька угощала гостей, вела застольную беседу и, улыбаясь, выслушивала комплименты актера. Маша встала из-за стола и отошла к книжной полке.

Она взяла наугад тоненькую книжку стихов с женской фамилией на обложке. На титульном листке круглым женским почерком было написано: «Семену Маркизову — в память о шалостях сердца…»

Маша не стала читать эту книгу. Она скривилась и положила ее обратно на полку. «Шалости сердца» — что это такое? Разве любовь — это шалость, баловство? Пошалили… Шалуны… бр-р-р!