Весенний шум

— Сеня говорит, что хорошо бы нам завести своего ребенка, чтобы наш собственный был, — говорит она Маше улыбаясь. — Он так любит детей… Он меня постоянно просит: «заведем себе маленького! Нашего родного…»

Маша выслушивает молча эти рассказы — не выгонишь же ее за дверь, она пришла с мороза, ей холодно. В комнату ее не приглашают, долго не задержится.

Лиза недаром рассказывает об этом: она лечится, она надеется иметь ребенка.

Маша не понимает, откуда все эти разговоры и чего Лиза боится. Маша давно, уже решила, что ни при каких обстоятельствах она не станет женой Семена. Даже ради Зои. Она не может любить человека с такой червоточиной, а притворяться не сумеет. Надолго ли ее хватило бы? Она привыкла считать и себя человеком, самостоятельным, равноправным, достойным уважения.

Маленькая смешная Зойка сама спасает Машу от одиночества. Она говорит очень потешно, смешно целуется. Маленький Семен Григорьич! Этот — лучше, он невинный, правдивый, чистый. Маша постарается воспитать свою «веточку» так, чтобы она и большая сохранила свою чистоту. И будет новый Маркизов, такой, каким Маша хотела бы его видеть, но каким старый Маркизов быть уже не может, поздно за него браться и не под силу.

С Зойкой Маша отдыхает. Придя после занятий в те дни, когда не надо сидеть в библиотеке, она ухаживает за малышкой, стирает, готовит ей, убирает ее игрушки, вышивает ей платьица, — это похоже на игру. Маша и сама не ходит, а скачет, танцует, не говорит, а постоянно дурачится с Зойкой, изображая то козу, то медведя, то уточку… Ей, возможно, не хватает солидности, Зоя никак не усвоит, что мама это не подруга, а всевышний судия. Зоя слушается, но она же и шалит с мамой, она же возьмет да пригрозит маме пальчиком: «Ты почему не слушаешься?» Вот те на, кто кого слушаться должен?

Быть с этой крохоткой — большое удовольствие. Может, и Семену хотелось бы испытать это удовольствие? Сам он не просит этого, но он просто не знает. И Маша, считая себя человеколюбивой, звонит Семену и предлагает приехать навестить дочку…

Он приехал. Он не умеет, не понимает, не догадался даже купить ей какой-нибудь гостинец или игрушку, как это делают все без исключения Машины товарищи, приходя в этот дом. Ну ладно, простим.

Семен сидит с Зоей на диване. «Она у нас знает всех трех летчиц, — спросите ее, какая — Раскова, какая — Осипенко и Гризодубова», — помогает ему Маша. Семен берет девочку на руки и подходит к вырезанной из газеты фотографии трех летчиц, о которых совсем недавно писали повсюду. Зоя показывает всех, кого спросят. Зоя выскальзывает у него из рук, бежит в угол и приносит своего любимого зайца с оторванным ухом: «Смотри, заинька!» — объясняет она Маркизову.

«Я их стесняю, — догадывается Маша. — Надо оставить их одних, надо уйти за чем-нибудь». Она просит прощения у Семена и уходит в булочную.

Вернувшись, она застает их примерно в том же положении, как и оставила. Семен молчаливо тискает пухленькие ручки и ножки своего ребенка, слушает детский щебет. Она ему нравится, но он не умеет играть с детьми. Ему просто удивительно видеть такие маленькие масштабы человека, маленькие пальчики, маленькие башмачки.

Нет, у него не возникает потребности видеть ее чаще. Притом он испытывает дома давление «в сто атмосфер» — Лиза дает ему понять, что ей больно, одиноко без него, что ребенок этот чужой, растет в чужой семье. И Семен Григорьич не ищет возможностей снова поиграть с маленькой своей наследницей. Она — напоминание его вины перед женой. А у него столько этих «вин», что напоминания о них отнюдь не радуют.

* * *

Однажды, посещая детскую консультацию, Маша встречает мать Сергея. Совсем поседела, хотя лицо еще молодое! Женщина останавливается и с интересом рассматривает Зою.

— Машенька, вы обещали заходить к нам иногда. Приходите с Зоечкой в воскресенье! — просит она. Маша обещает прийти.

И вот она вступила на порог квартиры, такой знакомой, такой дорогой… Мечты юности, наивные надежды, предчувствие любви — все связано с этим домом.

Встречают их приветливо, как старых знакомых. Седоволосая женщина с маленькими сережками в ушах помогает снять с Зоиных ножек ботики. Маша хотела было не дать ей возиться с грязными ботиками, но нечаянно обнаружила в глазах пожилой женщины такую радость, такое виновато-счастливое выражение, что отступила. Эта женщина могла бы стать бабушкой, ведь старший сын был уже взрослым. Ей хочется побыть бабушкой. Наверное, этого хотят не меньше, чем любви и материнства. Это последнее желание женщины из числа ее чисто женских желаний, это последние привязанности и потому — очень сильные.

Зоя ничуть не смущена всеобщим вниманием. Она немного кокетничает, как всякий ребенок, заметивший, что он попал в центр внимания. Зоя смело бегает по незнакомой квартире. Забежав без спроса в кабинет главы семейства, Зоя протягивает к нему ручонку и говорит:

— Дай каладасик!

На столе — каменный резной стаканчик с десятком карандашей, красных, желтых, зеленых. Как не соблазниться!