— Выходит, ты ни Наташи, ни Лены не видел? Не был там? — упавшим голосом спросил Чебыш.
Генка смыл с рук мыло, вытер их полотенцем.
— Так получилось… — Он вернул сержанту письмо. Непритворно вздохнул: — Пока с машиной возились, и не заметил, что время вышло. И сам понимаешь, в таком виде…
Чебыш в сердцах сплюнул.
— Черти тебя гоняли к этой машине! Что там, шофера не было? Суешь нос…
Чебыш очень рассердился на Генку. Клял себя, что связался с ним, и сожалел, что не послал письмо Наташе с кем-нибудь другим.
Остаток дня он не разговаривал с Генкой.
В поселок они возвращались поздно вечером. Чебыш сидел, прижавшись в угол кабины. Генку длительное молчание, видимо, тяготило.
— Дуешься? — спросил он.
Чебыш не ответил.
— Из-за ерунды сердишься.
— Ерунда! — возмутился Чебыш. — Ничего тебе поручить нельзя. Прицепился к чужой машине…
— На ней горючее везли.
— Ну и что из этого?
— В колхоз везли. Пора-то какая… Сев у них. А тут с горючим застряли. Понимать надо… Сразу видно — не жил ты в деревне. Я вот знаю — там иной раз день-два все дело решает.
Чебыш глянул на Генку, буркнул:
— Она тебе не простит этого.
— Кто?
— Лена.
— Любит, так простит, — ответил Генка. — Она у меня понятливая… Письмо пошлю. — И, на секунду повернув к Владимиру лицо, продолжал: — Ты тоже пошли Наташе. Напиши ей, что Генка во всем виноват. А я ей уж объясню.
Чебыш вздохнул, промолчал. Нет, нельзя было на Генку сердиться.
Желтоватый свет фар выхватил из темноты гладкую, серую полоску асфальта.
— Как думаешь, все мины ребята уже вытащили? — нарушил молчание Генка.
— Наверное, — отозвался Чебыш. — Да ты не радуйся. Возить их все равно тебе в карьер.
— Ну, это мы мигом. — Генка пристукнул ладонью по рулевому колесу. — Машина — как часы. Денек, может, два — и все мины будут в карьере.
— Переедем в другое место, — сказал Чебыш. — Теперь все лето придется разминированием заниматься. Надо ведь…
— Конечно, надо, — мотнул Генка головой. — До осени как следует поработаем.
— А осенью?
— Осенью Лена техникум заканчивает. И Наташа тоже. А мы — службу. — И опять Генка повернул на секунду к Чебышу лицо. — Ты куда поедешь? Домой с Наташей?
— Не думал еще.
— Мы вот уже решили. Ко мне в колхоз поедем. Она на ферму, я — на машину. Председатель обещал мне, мол, как домой вернешься, я тебя, Генка, посажу на самую лучшую машину.
Генка замолчал. Он сидел, положив на руль большие крепкие руки, и настороженно всматривался в убегающую далеко вперед дорогу. А навстречу шли и шли машины, груженные досками, бревнами, арматурой, кирпичом…
ПОЧТАЛЬОН
Мороз так плотно затянул рисунком окна, что, несмотря на полдень, в кабинете командира полка было сумрачно. Командир — седеющий полковник — побеседовал с молодыми солдатами, которые прибыли из школы радистов, и объявил им, кто куда назначается.
— Вы, товарищ Николин, на четвертую батарею пойдете, — сказал полковник круглолицему, с едва приметным пушком на верхней губе солдату. — Батарея в сопках стоит. Не зная дороги, ее трудно отыскать. Поэтому пойдете с почтальоном Тиховым. Сейчас он в библиотеке.
Тихов оказался лобастым солдатом, похожим на цыгана. Когда Николин вошел в библиотеку, он не спеша укладывал в вещевой мешок толстые пачки писем.
— Вы Тихов?
На Николина глянули большие черные глаза.
— Допустим. А что?
— Я Алексей Николин. Радист…
— Знаю, — перебил почтальон. — Командир звонил. Письма сложу и отправимся. Помогите.
Николин присел рядом с почтальоном и начал торопливо бросать письма в мешок, но Тихов сердито отстранил его руку:
— Ну-ну, аккуратней, брат. Это не дрова.
Писем было много, и Алексею даже не верилось, что они для одной батареи. Он сказал об этом почтальону.
— Удивляться нечему, — ответил Тихов. — Сейчас каждый солдат семилетку или десятилетку окончил. Строчат писем столько, сколько время позволяет. Ну и ответов получают соответственно. К примеру, мой дружок Коля Князев получает в день по полтора десятка писем: родные пишут, товарищи, девчата. Чтобы отвечать на них, хоть личного секретаря заводи.
Сложив письма, они вышли из библиотеки. На улице было ветрено и морозно. Под ногами скрипел сухой снег.
— Вы с лыжами в ладах? — спросил Тихов.
Николин утвердительно кивнул головой.
— Добре. Летом-то я на четвертую пешком хожу, прямо через сопки, а зимой не пройдешь. Приходится вкруговую, по заливу на лыжах, — и Тихов распорядился: — Ждите меня здесь, а я за лыжами схожу и в военторг забегу — печенья возьму пару пачек. Дружок у меня на батарее, Коля Князев, страсть как печенье любит. Заказывал, чтобы я купил ему.
Когда почтальон вернулся с двумя парами лыж, солдаты встали на них и вышли из городка, направляясь в сторону залива.