Вещие сестрички

– Ну да, это эгоистично, что с того? – огрызнулась она. – Черта настоящей ведьмы. Все, счастливо оставаться. – И матушка, протаранив сугроб, попыталась хлопнуть дверью. Эффект был чуть подпорчен тем, что, прежде чем закрыться, дверь дважды застревала.

Скрывшись в доме, матушка наглухо зашторила окна, опустилась в кресло-качалку и принялась раскачиваться, описывая головокружительные дуги.

– Вот так вот! – твердила она. – Я в это вмешиваться не могу. И точка.

* * *

Неуклюже проседая в колею, компания комедиантов приближалась к очередному городку, настолько незначительному, что его название актеры упорно не могли запомнить. Зимнее солнце вплотную прижималось к капустным угодьям равнины, что, густо унавоженным сырым туманом, так что беззвучная рыхлость пейзажа лишь усиливала пронзительный скрежет колес.

Хьюл сидел в последней повозке, перекинув через борт свои маленькие ножки.

Он сделал все, что было в его силах. Витоллер лично вверил ему заботы о воспитании Томджона. «Ты с этим лучше меня управишься, – заявил тогда Витоллер. И добавил с обычным для него тактом: – Да и ростом вы одинаковые».

Только ничегошеньки из этого не вышло.

– Яблоко, – повторил Хьюл, вертя фрукт в ладони.

Томджон ласково улыбнулся. Ему было почти три годика, а он еще не произнес ни единого слова, смысл которого был бы доступен для окружающих. В душе Хьюла теснились самые мрачные предчувствия относительно затеянной ведьмами интриги.

– Все равно, он у нас смышленый, – заметила госпожа Витоллер, которая, устроившись под тентом, латала прорехи на кольчуге. – И как что называется, тоже знает. Все понимает и делает то, что ему говорят. Жаль только, сам ничего не говорит. – И она с нежностью потрепала мальчика по щеке.

Хьюл вручил яблоко Томджону. Тот принял его с весьма хмурым видом.

– Кажется мне, хозяйка, ведьмы за твой счет обтяпали какое-то свое грязное дельце. О подменышах слышали? Раньше такие частенько встречались. Моя прапрабабушка рассказывала, что у нас тоже один подобный случай был: эльфы подменили гномика человеческим детенышем. Когда он начал головой притолоки сбивать, тогда-то мы и поняли, что случилось. А ведь никто подвоха не почуял.

– Легко ль учуять вам подвох? Как сочен спелый плод, Покуда мякоть внешнюю уста с него не снимут, Так, словно спелый плод, налито жизнью сердце Человечье, покуда не раскопана в него лазейка, Дурманят взор его цветы, покуда мерзостная гниль Вслед за укусом не пойдет из затхлой сердцевины…

Оба взрослых ошалело уставились на Томджона. Тот ласково кивнул им и вновь принялся за яблоко.

– Да ведь это же был монолог Червя из «Тирана»… – только и смог прошептать Хьюл. Его хваленое красноречие на этот раз напрочь отказало. – Будь я проклят! – добавил он спустя минуту.

– Послушай, он говорил точь-в-точь как… – прошептала госпожа Витоллер.

– Я должен разыскать Витоллера! – вскричал Хьюл, откидывая задний бортик телеги.

В течение следующей минуты он прыгал через обледенелые лужицы, направляясь к началу кавалькады, где глава труппы, насвистывая веселый мотивчик, вел свой театр навстречу славе.

– С пожара или на пожар, б'зугда-зьяра[8]? – весело приветствовал он гнома.

– Идем со мной! Он заговорил!

– Заговорил?!

Хьюл подскакивал, точно заведенный.

– Он декламирует роли! – воскликнул он. – Идем же скорее! И говорит он точь-в-точь как…

– …Я? – ошарашенно проговорил Витоллер несколькими минутами позже, когда весь комедиантский караван был отведен под безлиственную сень маленькой рощицы, приютившейся у дороги. – Неужели я именно так произношу этот отрывок?

– Именно так! – хором подтвердили соратники и друзья.

Юный Вилликинс, воплощающий, как правило, женские образы, легонько ткнул пальцем Томджона, который стоял на перевернутом вверх дном бочонке в центре плотного кольца зрителей.

– Малыш, а может, ты вспомнишь и мой монолог из «Развлеки себя сам»?

Томджон кивнул и начал:

– Так знайте, что не умер тот, кто погребен под этим камнем. Ведь если б только Смерть способен был внимать…

Красное яблоко солнца все ниже клонилось к взмокшим полям, по которым одна за другой лениво перекатывались клубы тумана. Видавшие виды актеры, раскрыв рты, пялились на декламирующего мальчика. Хьюл под конец монолога аж прослезился.

– Да чтоб мне провалиться, – промычал он. – Ай да сукин я сын, вон ведь какие вещи писать могу. – И он шумно высморкался.

– Неужто и я произношу все именно так? – выдавил побелевший Вилликинс.

Витоллер с отеческой мягкостью потрепал его по плечу:

– Если бы ты, малыш, мог произносить это так, как он, то не торчал бы сейчас по задницу в грязи посреди этих диких полей и не пил бы чай из капусты.

Тут он громко хлопнул в ладоши.

– Так, довольно, довольно, – заорал он, выпуская в морозный воздух клуб пара. – Все по местам, живо. Затемно нужно быть у стен Сто Лата.

Актеры, невнятно ропща, стряхивали с себя чары и брели к своим фургонам, а Витоллер поманил к себе гнома и обхватил рукой его за плечи или, точнее, за верхнюю часть головы.