Вещие сны тихого психа

Папа был, прежде всего, ученым, материалистом до мозга костей. Однако и его, как и многих других ученых, работавших на "оборонку", все же мучили сомнения, угрызения совести, хотя это выражение весьма приблизительно передает состояние Папы, когда на него "находило" - некое подобие меланхолии, вроде бы беспричинной грусти, мрачной задумчивости. Однажды, уже совсем недавно, когда он читал в журнале "Знамя" знаменитые "Воспоминания" Сахарова, вдруг позвал нас в кабинет и прочел вслух одно место. Поразительное откровение! Андрей Дмитриевич писал о некоей "психологической установке", которая руководила его действиями даже тогда, когда он по идейным соображениям все дальше отходил от официозной линии. В частности, он придумал идею, как эффективнее использовать "большие", то есть термоядерные, устройства в военных целях, и предложил морякам гигантскую торпеду, которая разрушала бы вражеские порты вместе со всем населением города. Когда он высказал идею одному нашему контр-адмиралу, тот с отвращением отверг ее как "людоедскую". Андрей Дмитриевич "устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта". Это признание Сахарова я запомнил дословно.

Так же как и Сахаров, Папа был озабочен результатами своей деятельности, но та "психологическая установка", о которой писал Сахаров, была у Папы, видимо, значительно сильнее, чем у Андрея Дмитриевича. Разработка новых, все более мощных и эффективных способов и устройств для уничтожения "живого материала" в последние годы стала самоцелью большинства ученых, работавших вместе с Папой. Почти полностью прекратилось финансирование его института, когда Папа придумал (в развитие идеи зажигалки) свою, можно сказать, "лебединую песню" - устройство, работающее по принципу "схлопывания" под зашифрованным названием "КОНТУР". И добился встречи с президентом! И хотя давным-давно исчезла опасность "приливных волн" Мао Цзэдуна, отодвинулась реальная опасность глобальной термоядерной войны, практически никто не угрожал обескровленной и разграбленной изнутри России, идею Папы горячо поддержали и деньги на первый этап создания "КОНТУРА" выделили. И "КОНТУР", первый и, надеюсь, последний образец, был изготовлен и испытан! Причем весьма успешно! Что вызвало у Папы сначала бурную радость, а потом повергло в глубокое отчаяние... Думаю, те поразительные откровения Андрея Дмитриевича Сахарова, которые Папа прочел нам вслух, были для него неким высшим самооправданием, но - ненадолго...)

Как велел доктор Герштейн, думаю о душе. Трепанация действительно опасная штука. Лучше перетерпеть, но сохранить душу. После обследования, как ни странно, мозги стали работать лучше. Появляются мысли. Например, думаю, что, помимо материальной сущности, живых объектов и неживых, в природе имеются как бы матрицы, формы, структуры, парящие нигде, в некоем неуловимом, энном измерении. Они - как ловушки, ждут своей добычи. И как только возникает материя той или иной сущности, так тотчас эти формы проявляются и втягивают в себя материю. Возможно, это раздельное существование формы и материи длится неизмеримо краткий миг, ибо, в принципе, материя и форма (структура) не могут существовать отдельно друг от друга. Иначе следовало бы признать существование всемирного ДУХА, БОГА, ТВОРЦА МАТЕРИИ, а это - на мой нынешний взгляд абсурд. И все же, откуда эта ВСЕМИРНАЯ гипотеза о первичности ДУХА и вторичности МАТЕРИИ?! Все религии стоят на этом, а религии это не какие-то абстракции, это сконденсированная философия народов - от нуля до нынешнего состояния...

А вот и доктор Герштейн, легок на помине.

- Послушайте, - говорит он, - как врач с сорокалетним стажем, изучивший не одну тысячу пациентов, хочу предложить вам действительно реальный шанс...

Он делает многозначительную паузу, не спуская с меня своих грустных мудрых глаз. Я весь поджимаюсь, ожидая продолжения, от которого заранее не жду ничего хорошего.

- Шанс выбраться отсюда... Как ваша фамилия? - неожиданно спрашивает он. Извините, забыл.

- Бродягин, - говорю я растерянно. - Марэн Флавиевич...

- Да, да, помню, - ворчливо перебивает доктор. - Это надо для документов...

- Каких документов? - в страхе спрашиваю я. И кричу: - Каких еще документов?!

Доктор смотрит на меня как-то тягуче, скучно. Сейчас он кажется мне малость чокнутым. Что он затеял?

- Пока не приедет жена, никаких докуметов, никаких опытов! - кричу я. И прячусь под одеяло...

- Значит, Бродягин, - рассеянно повторяет доктор, - так и запишем...