Вещий барабан

— Что государь прикажет, то исполним! — буркнул генералиссимус Ромодановский.

С ним не спорили — крутого нрава князь Ромодановский. И вида грозного, как монстра. От его голоса и мой барабан охнул.

Но разом стихло, как Петр Алексеич речь начал.

— Хватит, господа, добровать — в покое жить! Надобен России могучий флот, дабы в полную силу войти. Уже достали нам победу под Азовом легкие галеры. А больших кораблей, фрегатов, устрашатся в самом Царьграде, в чертогах султана турецкого.

— Славное дело, — закивала Дума. — Сладим дюжину кораблей за счет царской казны. Попугаем султана!

— Утешили! — фыркнул Петр. — С дюжиной — по рекам да озерам ползать! Пять дюжин — вот флот, приличный России!

— Да ко времени ли такая обуза? — усомнился дьяк Емельян Украинцев. — Разве…

И тут-то я не сплоховал. Понял — мой черед! В барабан дробью — тара-тара-тара-рах!

— Правильно! — подхватил Петр Алексеич. — Разве не пора нам с турецким султаном на равных говорить? Не пора разве утвердиться на Азовском море и в Черное врата распахнуть?! Будет уж на боку лежать, животы растить да бороды!

Обвел я поглядом Царскую думу. И впрямь — толста да бородата. Признаюсь, и у меня была в то время борода знатная — барабанные палочки запутывались.

— Позволь, государь, и мне сказать, — открыл было рот Ромодановский.

Да куда там князьям перед барабанами! Бам-барам-бам-бам-барам!

Но, видно, не в то колесо я палки совал — грозит Петр Алексеич кулаком — знать надо, кого глушить.

— Потом скажешь, Федор Юрьевич! — крикнул государь. — А то у нас от слов до дела сто перегонов. А дело таково — через полтора года чтобы флотилия была! Решайте, господа, не мешкая, где средства приискать.

Долго думные люди переглядывались, вздыхали, сопели, покашливали, плечьми ворочали. Хотелось взбодрить барабанной дробью, но терпел.

— Прости, государь, никак не надумаем, на какие деньги, какими силами поднять такое дело. Огромно и тяжело не в меру.

— Огромно, — согласился Петр Алексеич, — но и Россия не просяное зернышко. На всю страну возложим корабельную повинность. Миром порадеем о благом преображении — время торопит!

И мне подморгнул.

Грянул барабан на все лады — и дятлом, и аистом, и телегой по булыжной мостовой, и шрапнелью пушечной. В честь преображения благого!

Разъезжались из Преображенского думные люди в заботе молчаливой. Велено с каждых десяти тысяч крестьянских дворов представить корабль. А кто к сроку не поспеет, лишится состояния и будет кнутом бит на площади.

Помещики и вотчинники, купцы и монахи, крестьяне, посадский и слободской люд — все пристегнуты к строительству флота. Ясно — кто руками, кто деньгами. Надо всей страной нависла корабельная повинность как тяжелый царский протазан.

Слыхал я, как ворчал Автомон Головин:

— Тьфу, пропасть… Легче б на Китай войною.

А меня государь пожаловал:

— Справился, Ивашка! Произведен с сего дня в барабанные старосты. Береги, ребятко, барабан пуще головы. Это инструмент государственный.

О Пифике

Задержался тогда в Преображенском думный дьяк Никита Зотов.

— Дозволь, государь, басню сказать.

— Говори. Но коротко.

Петр Алексеич и не присел — расхаживал вокруг дьяка. Сейчас, думаю, побежит лесины валить на мачты или в токарную — блоки точить для оснастки. Ох, беспокоен был государь духом!

А Никита Зотов заговорил нараспев, будто колыбельную:

— Некогда Пифик увидел каштаны, лежащие на огне. И захотелось Пифику каштанов. Но как достать? В ту пору шла мимо служивая Кошка. Схватил ее Пифик за лапу и ну каштаны выгребать из жара! Вопит Кошка не своим голосом — лапа горит. «Зачем мучаешь меня?» — вопрошает. А Пифик довольный вкушает каштаны и бурчит: «Что ты орешь? Тебя и не пойму, и слушать не желаю!»

— Довольно, довольно, Никита Моисеич, — перебил Петр. — Известно мне сие сочинение. Еще с тех пор, как ты меня грамоте учил. Басня Эзопа, переложенная Андреем Виниусом. И вот конец ее: «Так властелины руками подданных своих завоевывают земли и города в огне лютой брани». Гляди, со времен Эзоповых всё одно и то ж! Не мною, знать, заведено.

— Добавлю только пару слов, — улыбнулся Зотов. — Тот Пифик мудр и дальновиден, что позаботится о кошке. И лапу исцелит, и даст вкусить каштанов. И разом позабудется обида. И слава Пифику! Аминь.

— Хитрость не велика, — жестко молвил Петр. — Да не по мне наука обезьянья. Чуть что — орут коты и кошки. Будто заживо с них шкуру дерут. Нет, я жалую верных, умных псов!

Никита Зотов тихо удалился. Дорого обошлась бы другому такая басня к случаю. Но Зотову многое позволял Петр Алексеич. Видно, куда надежней чинов и званий — быть первым царским учителем.

Потоп великий

Не было в те времена иных помыслов и разговоров — только о кораблях. Вся Россия возводила суда! Будто услыхали о Великом потопе. Спешно строились ковчеги, дабы уцелеть в бурных водах.

И помню, чудилось мне: поднимаются повсюду огромные мачты с белыми парусами. Куда же поплывет огромный неповоротливый корабль? Не забунтует ли команда?

Но тверда рука государева — не выпустит штурвала. Какой проложит курс, таким и пойдет, кряхтя, Россия.