Вещий Олег

Сигурд промолчал, и они разошлись. Эта пара и впрямь была знатоками перевалочного дела: Халь-вард не рисковал по мелочам. Они постоянно пропадали на волоке, и Сигурд их не видел. Но на сердце было неспокойно, хотя умом он понимал, что никакой личной вины у него нет: вятичи были опытными воинами, и он всего лишь оказался удачливее, защищая собственную жизнь.

Урмень тоже не сидел сложа руки. Под его начатом ватага прорубила две просеки по обе стороны волока для конных дозоров и начала устройство завалов и засек на боковых тропах, когда неожиданно, не оповестив гонцом, сверху пришел Олег с дружиной под началом Зигбьерна. Хотел нагрянуть вдруг, застать врасплох, был непривычно суров, но, осмотрев работы, заметно смягчился. А Зигбьерн, улучив минуту, шепнул Сигурду:

— Скажи побратиму, чтобы готовил добрый пир. Гнева не будет.

На пиру, о котором позаботился Одинец, Олег впервые улыбнулся и поднял кубок во здравие княжича Урменя. Казалось, стал прежним: шутил, советовал молодым есть побольше веприны, но Сигурд понимал, что конунга что-то гнетет, чувствуя не столько перемену, сколько начало этих перемен. Казалось, будто по-молодому веселый конунг русов впервые ощутил непомерную тяжесть взятых на собственные плечи забот, не привык к ним, еще прилаживался, примеривал, прикидывал, как должен вести себя вождь огромных сил, а не конунг затерянного в лесах маленького племени русов. И встал из-за стола раньше, чем обычно, позвав с собою Зигбьерна и Сигурда.

— Рассказывай.

Сигурд откровенно рассказал все, что позволило ему побрататься с атаманом Урменем. И отдельно — последнюю свою беседу с человеком Хальварда.

— Опять — Хальвард, — усмехнулся Зигбьерн. — Куда ни шагнешь, везде натыкаешься на его руки.

— Хальвард обеспечивает мою мощь больше, чем вся твоя дружина, — сухо заметил Олег.

И это было новым. Олег и Зигбьерн дружили с детства, во многих битвах меч Зигбьерна спасал Олега, а щит Олега прикрывал Зигбьерна. В конунге что-то менялось, но Зигбьерн только молча поклонился, выразительно глянув при этом на Сигурда.

— Я иду в Смоленск, — сказал Олег. — К концу лета туда подтянутся все мои силы. Ты вернешься в Старую Русу.

— Ты не возьмешь меня с собой, конунг? — спросил Сигурд, наивно пытаясь скрыть нахлынувшую на него радость.

— Тебе следует быть поближе к княжичу Игорю. И — к Неждане: у нее очень малая дружина.

— Вряд ли один меч Сигурда усилит ее, конунг, — осторожно произнес Зигбьерн.

— У нас нет сил. Ты это знаешь.

— Повели княжичу Урменю сопровождать Сигурда.

— Урмень — сын князя Воислава. Я не могу отдавать повеления славянам. Пока — не могу.

Это «пока» прозвучало столь значительно, что все замолчали. А слово продолжало звучать, и чего в нем было больше — угрозы, тайного намека или простого хвастовства, — Сигурд понять не мог. И сказал, чтобы только избавиться от возникшего в нем недоброго предчувствия:

— Если позволишь, я попрошу побратима Урменя сопровождать меня в Старую Русу, конунг. У него — четыре десятка молодых, но бывалых воинов.

— Здесь эти четыре молодых десятка едят дичину, а в Старой Русе их придется кормить запасами конунга, — сказал Зигбьерн. — Как посмотрит на это Ольрих?

— Так, как скажу я, — буркнул конунг. — Сигурд передаст ему мое повеление.

— Ты уверен в своем славянском побратиме? — спросил Зигбьерн.

— Он считает, что я спас ему жизнь.

— Ты в самом деле спас его.

— Все было подстроено, Зигбьерн. Я рассказывал, как именно.

— И ты думаешь, что люди Хальварда оставили бы Урменя в живых? — усмехнулся конунг. — Кто метит сразу в двух зайцев, не попадает ни в одного.

И это Сигурду было неприятно слышать. Им играли, как шахматной пешкой, и то, что пешке удалось выйти в ферзи, — всего лишь случайность. Тот таинственный рус ни разу не видел, как Сигурд ведет бой, но хорошо знал о его искалеченной руке.

— Было бы куда проще свалить нас топорами вятичей поодиночке, конунг.

— Кто знает глубину замыслов Хальварда, — улыбнулся Олег. — Я — не знаю и не хочу знать. — Он помолчал. — Ты привезешь княжича Игоря в Смоленск под защитой'Урменя и твоих варягов.

— Я не знаю дороги в болотах, конунг.

— Луна в полнолуние указывает путь, если держать все время на нее. — Конунг внезапно замолчал. — Впрочем, к тебе придет проводник.

— Когда мне его ожидать?

— Когда умрет князь Рюрик.

Сердце Сигурда сжалось от боли. На лбу вдруг выступил пот, язык скорее пролепетал, чем произнес:

— Моя клятва, конунг. Ты обрекаешь меня на бесчестье?

— Рюрик стар, слаб и болен, Сигурд. Я имел в виду только это, и ничего иного.

— Благодарю тебя, мой конунг.

— Мне нужны твои внуки, Сигурд. — Прежняя открытая и теплая улыбка появилась на лице Олега. — Ешь побольше веприны, в Киеве мы справим твою свадьбу.

3