Вешние воды

Йоги поднялся на пригорок и повернул налево, по дороге к Шарлевуа. Миновав последние домишки на окраине Петоски, он вышел на открытый проселок. Направо лежало поле — до самого залива Литл-Траверс. Голубая полоса его сливалась с широченным простором озера Мичиган. По другую сторону залива высились поросшие соснами холмы за Харбор-Спрингс. А дальше — недосягаемая глазу Кросс-вилледж, обиталище индейцев. Еще дальше — Макинакский пролив и Сент-Игнас, где с Оскаром Гарднером, работавшим рядом с Йоги на помповой фабрике, случилось некогда удивительное и захватывающее приключение. А еще дальше Су, которое принадлежало и Канаде и Америке. Самые горькие петосские пьяницы иногда ездили туда накачиваться пивом. Для них это были счастливейшие дни. А там, далеко, по другую сторону на краю озера, лежал Чикаго, туда и направлялся Скриппс О'Нил в тот богатый событиями вечер, когда от первого его брака остались лишь воспоминания. А поблизости, в штате Индиана, — Гэри с его громадными сталелитейными заводами. А от него недалеко и Хаммонд. И Мичиган-сити. А несколько дальше, тоже в штате Индиана, — Индианаполис, где жил Бут Таркингтон. Не повезло ему, бедняге. А еще дальше на юг — Цинциннати, штат Огайон. Потом Виксбург, штат Миссисипи. Потом Вако — штат Техас. Ну и велика же она, наша Америка!

Йоги сошел с дороги и сел на кучу бревен, откуда были видны и озеро и заозерные дали. Во всяком случае, война закончилась, и он жив.

Там есть один парень, в этой книжке Андерсона, что он взял накануне в библиотеке. И почему он все же ничего не почувствовал к библиотекарше? Не потому ли, что думал о ее зубах — они у нее вроде бы искусственные? Или, может, из-за чего-то другого? Кто знает? Да и что ему в конце концов эта библиотекарша?

А тот парень, в книжке Андерсона, он тоже служил в армии. И, как пишет Андерсон, два года был на войне. Как же его зовут? Какой-то Фред. У этого Фреда в голове все перепуталось от ужаса. Однажды ночью во время боя он отправился на парад — стоп, не на парад, а в дозор на ничью землю, — увидел там какого-то человека, который брел, спотыкаясь в темноте, и выстрелил в него. Тот упал замертво. Это был единственный раз, когда Фред сознательно убил человека. На войне не часто приходится убивать, говорилось в той книжке. Черта с два, не часто! Особенно, когда ты пробыл на фронте два года, да еще в пехоте. Выходит, люди сами гибнут? А что, и гибнут, думал Йоги. Андерсон писал, будто Фред не соображал, что делает. Мол, он и его товарищи могли бы заставить того человека сдаться в плен. А они сами словно обезумели. И после этого побежали с фронта. Интересно, черт возьми, куда же это они побежали? Уж не в Париж ли?

А потом Фреду не давали покоя мысли об убитом. Скажите — какое благородство и праведность! Так, дескать, и переживали все это солдаты, твердил Андерсон. Черта с два! Попробовал бы этот Фред на самом деле тянуть лямку два года на фронте, в пехотном полку.

По дороге шлепали два индейца, что-то бормоча то друг другу, то каждый себе под нос. Йоги окликнул их. Индейцы подошли.

— Белый вождь даст пожевать табачку? — спросил один.

— У белого вождя есть выпивка? — поинтересовался другой.

Йоги достал им пачку «Отборного» и карманную фляжку.

— У белого вождя куча всякого снадобья, — пробормотали индейцы.

— Послушайте, — сказал Йоги Джонсон. — Я хочу поделиться с вами кое-какими мыслями о войне. Эта материя меня очень волнует.

Индейцы сели на бревна. Один из них показал на небо.

— Там, наверху, всемогущий, всевидящий Маниту, — произнес он.

Второй индеец подмигнул Йоги.

— Так и поверил белый вождь всяким глупостям! — буркнул он.

— Ну, слушайте, — сказал Йоги Джонсон и начал рассказывать.

Для Йоги война была совсем не такой, рассказывал он индейцам. Для него война была как игра в футбол. В американский футбол. Тот, что так любят в колледжах. Вот хотя бы и в индейской школе в Карляйле. Оба индейца кивнули головами. В свое время они учились в Карляйле.