Вешние воды Василия Розанова

А вот с той же Мариэттой Шагинян все было иначе… Вот фрагмент ее дореволюционной статьи «В. В. Розанов», в которой она разбирает философскую книгу Розанова «О понимании»[159], отмечая новое, что внесено автором в философию: «Розанов, помимо гениальности, ни для кого не сомнительной, представляет собою огромную проблему для русской философской мысли… Гениальный аналитик и несравненный художник деталей, Розанов умел доказать все, за что бы ни брался. Лучшие его писания – о проблеме пола – тоже двулики; тут и ветхозаветный юдаизм с анафемой аскетизма, страницы о христианской культуре»[160]. Много лет спустя, овладев методом социалистического реализма, Шагинян дает совсем иной портрет Розанова: «Когда Лиина[161] в первую же зиму (конец 1909 года) приехала ко мне на Рождество, Гиппиус[162] взяла нас обеих на какое-то важное собрание… Зина крепко держала нас за руки… А потом вдруг заторопилась и стала тащить за собой, говоря кому-то через плечо, чтобы он отстал и не приставал. Небольшой, похожий на гриб поганку, с губами, вытянутыми вперед червячком, с какими-то влажными, плавающими в темных дряблых веках умильными глазами, человек догонял нас и просил познакомить с барышнями, Зинаида Николаевна, обязательно познакомить, как они попали сюда? Он потряс мне и Лине руки, позвал к себе в гости, пока Зина круто не повернулась в сторону от него, сказав как-то насмешливо: Ну, довольно, довольно. Неприятный человек, запомнившийся мне навсегда в каком-то влажном, слезливо-чувственном, прилипчивом виде, со свинячьими глазками, был Василий Васильевич Розанов, активнейший нововременец (сотрудник черносотенного Нового времени), называемый почему-то в наших советских энциклопедиях философом. Как не велика наша потребность сохранять все ценное из русского прошлого, чтобы ничто не было сброшено зря в мусорную корзину, нельзя при таком коллекционировании мыслителей прошлого забывать учение Ленина[163] о двух культурах… Нам же в ту пору Розанов не казался философом. Он был для нас политически и нравственно испачканным человеком, а писания его, при всей их оригинальности, но при постоянном уходе в чувственную мистику, в нездоровую религиозность, павшую чем-то непристойным, читать было тягостно. Было как-то обидно видеть, что попадавшие иногда его умные, подчас глубокие и верные оценки, точный критический вкус, правильные мысли утопали, словно золотые монетки в грязи, в их нездоровой и нравственно неопрятной подаче. Чтобы их достать из грязи, надо было испачкать пальцы»[164].

Хочется верить, что и в первом, и во втором случаях Шагинян была искренна… и дело в самом Розанове… Парадоксальный, дерзкий, ироничный, пламенный и страстный, одинокий и бескомпромиссный… Взгляды Розанова на историю, религию, мораль, литературу, культуру были под пристальным вниманием интеллектуалов. Его читали с наслаждением, ибо литературный дар его в русской прозе был изумителен. Он обладал подлинной магией письменной речи!!.. Становясь одним из самых популярных авторов рубежа XIX–XX веков, Розанов не ублажал публику, а шокировал текстами. Тем более что розановское печатное слово в любом устном изложении или пересказе неизменно теряло свои глубинные смыслы.

Одни Розанова славословили и мистифицировали, другие не понимали, порицали, подвергали наветам… Для приверженцев так называемых традиционных ценностей он был циник, развратник и растлитель… Для истых православных – хулителем веры, разрушителем церковных устоев, дьяволом во плоти… Для либералов – ярым антисемитом и черносотенцем, реакционером и мракобесом… Отстраненного равнодушия В. В. Розанов не знал.

Современники усматривали в Розанове художественный образ, зародившийся в воображении Ф. М. Достоевского, – воплощение в реалиях жизни черт литературного героя «Братьев Карамазовых» – Федора Павловича Карамазова. Тем более что Розанов обладал типичными чертами хитрого рыжего костромского мужика, но вместе с тем ни на кого не был похож. Мысли свои ни с того ни с сего высказывал собеседнику на ухо, пришептывая и приплевывая[165]. Будучи, как и все талантливые люди, фигурой спорной, Розанов натягивал на себя личину одиозности, провоцируя общественное мнение и взглядами, и поступками. Более всего о нем уничижительно говорили как о человеке оригинальном… Избирательно относили к людям необыкновенным… Почитатели считали настоящим уникумом… И только те немногие, с кем Василий Васильевич Розанов был духовно односущен, знали, что в нем нет фальши, какого бы то ни было лукавства, ему претит ханжество и морализм, его отличает предельная откровенность в самых, казалось бы, потаенных вопросах человеческой жизни.