Весёлая дорога

И вдруг — всё впереди заволакивается белой пеленой. Ну как будто кто-то перед нами вешает мокрую простыню. Рулевой, пытаясь разглядеть обстановку, открывает окно. Капитан на короткий миг включает прожектор. В снопе света видно, как закручиваются, плывут над рекой клубы тумана.

— Ну, — говорит Александр Иванович, — кажется, попали.

Я и так вижу, что попали.

Он сбавляет скорость и включает локатор. Рулевой даёт несколько протяжных гудков.

Я приникаю к окну — впереди хоть глаз выколи. Капитан говорит в переговорную трубку:

— Вниманию судов, идущих сверху. «Волго-Дон» прошёл триста сороковой буй. Движемся в тумане, видимость сто метров. Будьте осторожны.

Из громкоговорителя откликается голос:

— Понял, Александр Иванович, вас понял…

— Иван Павлович? Доброго здоровья! Далеко вы от нас?

— Километрах в двух.

— Тоже в тумане идёте?

— Да нет, вроде чисто.

— А-а, значит, у нас тут такая полоса…

Встреча знакомых капитанов на водной дороге, как я уже убедился, дело обычное. Особенно для таких «старичков», как наш Александр Иванович, ведь он бороздит воду уже восемнадцать лет.

— Куда идёте?

— В Ленинград, с угольком. А вы?

— Мы в Куйбышев из Петрозаводска. Лес везём. Комары заели!

Мне смешно, потому что я уже знаю: вместе с лесом всегда едут и комары.

Пока капитаны переговариваются, второй вахтеный матрос проходит на нос судна и становится вперёдсмотрящим. Мы его совсем не видим. Рубка в туманной мгле.

Две ярко-зелёные точки на экране локатора подходят друг к другу. Капитан легонько отстраняет рулевого и сам берётся за рукоятки управления.

Кажется, что зелёный и белый огни, появившиеся вдруг из тумана, движутся прямо на нас. Но вот они смещаются влево, влево… Встречное судно скользит совсем рядом. Мостики выравниваются. Капитаны машут друг другу.

— Кажется, разошлись…

— Разошлись, Александр Иванович.

— Ну, счастливого вам пути.

Через несколько минут теплоход выходит из полосы тумана. Берега снова принимают ясные очертания, видны огни.

Капитан вздыхает и отдаёт рукоятки рулевому.

— Ну вот, видели? А вы говорили — нет приключений. Спокойствие речного плавания — вещь мнимая. Ходить по реке очень нелегко, я даже думаю, что труднее, чем в море. Тут тебе и туманы, и мели, и свальные течения, и встречные суда, и узкие проходы. Приключения подстерегают на каждом шагу, только и знай — обходи…

Я и сам теперь думаю: бог с ними, с этими приключениями.

Почти дома

Хмурое, моросящее дождём утро застаёт нас уже на Волго-Балте — знаменитой судоходной лестнице. Один шлюз — № 7 — поднимает нас на высоту четырёхэтажного дома, шесть других по очереди опускают на восемьдесят метров вниз. Когда-то на старом Мариинском водном пути шлюзов было тридцать девять!

— Войдёшь в такое деревянное корыто, — вспоминает Александр Иванович, — а там всё еле держится, скрипит. Бабка-смотрительница кричит: «Бревно-то ты мне зачем оторвал, бревно, окаянный!..».

Позже, через несколько дней, наш теплоход покачивается на крутой волне Ладоги. На палубу хлещет дождь, струи воды подхватываются порывами ветра, бьют о стекло. На всём видимом пространстве озера — кипение волн и косая завеса дождя. Сразу чувствуется, что мы почти дома, — это дышит наш север.

Все свободные члены экипажа сидят в кают-компании и по телевизору смотрят футбол. А мне не сидится там, всё тянет наверх, в прохладную рубку — смотреть, прислушиваться к разговорам.

— Диспетчер, ответьте «Волго-Дону», диспетчер…

— Слушаю вас, «Волго-Дон».

— Как бы там Ленинграду заявочку передать на разгрузку, очень бы надо завтра выгрузиться!..

— А успеете под разводку мостов?

— Надеюсь, успеем. Должны успеть.

Вот такие разговоры ведутся в рубке, как же к ним не прислушиваться!

— Какой у вас груз?

— Уголёк, уголёк. Четыре с половиной тысячи.

— Ясно. Ленинград отвечает — на Первомайскую ТЭЦ ваш уголь пойдёт, в Автово…

Над разволновавшимся озером несутся голоса двух собеседников. В их разговоре, на первый взгляд будничном, служебном, — смысл и итог долгого плаванья.

Большая вода пустыни

Я примерно знаю, что делается в эту минуту в одной точке Каракумской пустыни, неподалёку от селения Геок-Тепе.

Три вагончика, прокалённые солнцем, иссечённые ветром и песком, промытые апрельскими ливнями, три видавших виды вагончика образуют букву «П», и в этом «П», как в кармане, на дощатом настиле, скрестив по-туркменски ноги, сидит Володя Година и ещё несколько парней из его бригады и едят плов. Может, и не плов они едят, а шурпу или, может быть, даже уху из наловленной только что рыбы. Да-да, уху. Из наловленной только что рыбы.

Неподалёку, в небольшом водоёме, стучит, колотит, беснуется великий пожиратель пустыни — земснаряд.

Две собаки лежат на песке в почтительном отдалении, дожидаясь своей доли.

Из спального вагончика доносится музыка и радостный голос: «В эфире — радиостанция «Юность»!»

Для комаров, для мошкары и всякой летающей нечисти устроена световая ловушка. Яркий свет её не ослепляет глаза, поэтому можно, откинувшись, полулёжа, видеть небо. Звёзды в пустыне крупные — горячие восходящие токи усиливают их свечение.

Кто-то говорит: